Любовница смерти. Борис Акунин

– и Москва, и Коломбина – произвели друг на друга изрядное впечатление. Первая этим пасмурным августовским вечером была вялой, скучающей, блазированной; вторая – настороженной и нервной, готовой к любым неожиданностям.

      Для московской премьеры Коломбина выбрала наряд, какого здесь наверняка еще не видывали. Шляпку как буржуазный предрассудок надевать не стала, распустила густые волосы, перетянула их широкой черной лентой, собрав ее сбоку, ниже правого уха, в пышный бант. Поверх шелковой лимонной блузы с испанскими рукавами и многослойным жабо надела малиновый жилет с серебряными звездочками; необъятная юбка – синяя, переливчатая, с бесчисленными сборками – колыхалась наподобие океанских волн. Важной деталью дерзкого костюма был оранжевый кушак с деревянной пряжкой. В общем, москвичам было на что посмотреть. А некоторых особенно приглядчивых ожидало и дополнительное потрясение: черная поблескивающая ленточка на шее умопомрачительной фланерки при ближайшем рассмотрении оказывалась живой змеей, которая по временам вертела туда-сюда узкой головкой.

      Сопровождаемая охами и взвизгами, Коломбина гордо прошла через Красную площадь, через Москворецкий мост и повернула на Софийскую набережную, где гуляла приличная публика. Тут уж не только себя показывала, но и сама смотрела во все глаза, набиралась впечатлений.

      Москвички одевались по большей части скучно: прямая юбка и белая блузка с галстуком или шелковые платья тоскливых темных тонов. Впечатляла величина шляпок, которые в этом сезоне были что-то уж очень пышны. Экстравагантных дам и барышень почти не попадалось. Разве что одна, с развевающимся газовым шарфиком через плечо. Да еще проехала верхом пепельно-жемчужная амазонка под вуалью, держа в руке длинный янтарный мундштук с папиросой. Стильно, решила Коломбина, проводив амазонку взглядом.

      Молодых людей в блузе и берете, с длинными волосами и бантом на груди в Москве, оказывается, водилось немало. Одного она по ошибке даже окликнула, приняв сзади за Петю.

      К месту свидания явилась нарочно с двадцатиминутным опозданием, для чего пришлось пройтись по набережной взад-вперед дважды.

      Арлекин ждал подле фонтана, где извозчики поят лошадей, и был совершенно таким же, как в Иркутске, но здесь, среди гранитных набережных и тесно сдвинутых домов, Коломбине этого показалось недостаточно. Отчего он не изменился за эти месяцы? Отчего не стал чем-то большим, или чем-то новым, или чем-то другим?

      И повел себя Петя как-то неправильно. Покраснел, замялся. Хотел поцеловать, но не решился– вместо этого преглупо протянул руку. Коломбина взглянула на его ладонь с веселым недоумением, будто в жизни не видывала предмета забавней. Тогда он еще пуще смешался и сунул ей лиловые фиалки.

      – Зачем мне эти трупики цветов? – капризно пожала она плечами.

      Подошла к извозчичьей кобыле, протянула букетик ей. Савраска равнодушно накрыла фиалки большой дряблой губой и в два счета их сжевала.

      – Скорей, мы опаздываем, – сказал Петя. – У нас это не принято. Там, перед