Любовница смерти. Борис Акунин

знакомая Петра Теренциевича, – пролепетала Коломбина самым тривиальным манером. – Некто Миронова.

      Через минуту в трубке зазвучал знакомый баритон с обворожительной московской растяжкой:

      – Хелло? Это госпожа Миронова? Помощница профессора Зимина?

      К этому моменту обитательница шикарного нумера уже взяла себя в руки. Пустив в раструб аппарата струйку сизого дыма, прошептала:

      – Это я, Коломбина.

      – Кто-кто? – удивился Петя. – Так вы не госпожа Миронова с кафедры римского права?

      Пришлось пояснить непонятливому:

      – Помнишь беседку над Ангарой? Помнишь, как ты называл меня «Коломбиной»? – И сразу после этого отлично встала дорожная заготовка. – Это я. Как сибирский снег на голову. Приехала к тебе. Делай со мной, что хочешь. Знаешь отель «Элизиум»? – После звучного слова она сделала паузу. – Приезжай. Жду.

      Проняло! Петя часто задышал и стал говорить гулко – вероятно, прикрыл трубку ладонью.

      – Машенька, то есть Коломбина, я ужасно рад, что вы приехали… – Они и в самом деле были в Иркутске на «вы», но сейчас это обращение показалось искательнице приключений неуместным, даже оскорбительным. – Действительно, как снег… Нет, то есть это просто замечательно! Только прибыть к вам сейчас я никак не смогу. У меня завтра переэкзаменовка. Да и поздно, маменька пристанет с расспросами…

      И дальше залепетал что-то уж совсем жалкое о проваленном экзамене и честном слове, данном отцу.

      Отражение в зеркале захлопало светлыми ресницами, уголки губ поползли книзу. Кто бы мог подумать, что коварный соблазнитель Арлекин перед любовной эскападой должен отпрашиваться у маменьки. Да и зря потраченных пятнадцати рублей было ужасно жалко.

      – Зачем вы в Москву? – прошептал Петя. – Неужто специально для того, чтобы свидеться со мной?

      Она рассмеялась – получилось очень хорошо, с хрипотцой. Надо полагать, из-за папиросы. Чтобы не слишком заносился, сказала загадочно:

      – Встреча с тобой – не более чем прелюдия к иной Встрече. Ты меня понимаешь?

      И продекламировала из Петиного же стихотворения:

      Жизнь прожить, как звенящую строчку.

      Не колеблясь, поставить в ней точку.

      Тогда, в беседке, прежняя, еще глупенькая Маша со счастливой улыбкой прошептала (теперь стыдно вспомнить): «Это, верно, и есть счастье». Московский гость снисходительно улыбнулся: «Счастье, Машенька, это совсем другое. Счастье – не мимолетное мгновение, а вечность. Не запятая, а точка». И прочел стихотворение про строчку и точку. Маша вспыхнула, рывком высвободилась из его объятий и встала на самый край обрыва, под которым вздыхала темная вода. «Хочешь, поставлю точку прямо сейчас? – воскликнула она. – Думаешь, испугаюсь?»

      – Вы… Ты это серьезно? – прозвучало в трубке совсем уж тихо. – Не думай, я не забыл…

      – Еще бы не серьезно, – усмехнулась она, заинтригованная особенной интонацией, прозвучавшей