AMERICAN’ец. Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого. Дмитрий Миропольский

берегом пруда с островами, или бродить вдоль извилистых каналов, или покойно листать газеты в одном из уединённых павильонов.

      Здесь же, на лужайках сада, разбил цэры – шатры свои – цыганский табор. Это были кэлдэрары – котляры то ли из румынской Валахии, то ли из Молдавии. Волей Нарышкина, пустившего кэлдэраров на свою землю, цыгане развлекали его гостей.

      – Игнатов я, положим, видел. А хариты где? – шутливо поинтересовался Резанов, облобызавшись с Нарышкиным. – Зови!

      Игнатом кликали чуть не каждого второго цыгана, а хариты… Цыганок не зря называли порой в честь греческих богинь красоты и женской прелести: для развлечения господ отбирали только лучших.

      – Будут тебе хариты, будут, – уверил гостя хозяин, и полное лоснящееся лицо его расплылось в улыбке. – Да вот же!

      Игнаты на ходулях исчезли; им на смену выпорхнула стайка девушек в ярких цветастых одеждах. Они окружили Николая Петровича. Верно – богини: блестящая харита Аглая, радостная харита Ефросинья, пёстрая харита Талия… У обер-прокурора немного закружилась голова: красавицы мелькали, словно картинки волшебного фонаря; звенели монистами, сияли глазами – и гортанно болтали наперебой.

      – Молодой, красивый! Подари копеечку девушке на счастье, – говорила одна.

      – Поинтересуйся, не бойся! Давай погадаю, всю правду расскажу, – частила другая.

      – Ты на вид весёлый, а в душе недовольный. Эх, красивый! Первую судьбу ты потерял, потому что вам люди помешали, – уже гадала третья, хватая Резанова за руку.

      Николай Петрович вздрогнул и отстранился, но за полу сюртука его схватила четвёртая.

      – Тоска твоя злее болезни, – бормотала она. – Сам не пьёшь, а как пьяный ходишь. Но будет в твоей жизни перемена хорошая, только и ты похитрее будь…

      – Подите прочь! – крикнул Резанов.

      – Сам же просил! – Нарышкин расхохотался и взмахом руки прогнал цыганок. – Ладно, как стемнеет – при свечах споют нам. Не пожалеешь! А я поздравить хочу тебя, Николай Петрович.

      – С чем же?

      – Будет, будет скромничать! – Хозяин усадьбы приобнял его и повёл к дому. – Ну какие от меня секреты? Всё знаю – и про орден, и про чин, и про титул…

      – Цыганки нагадали? – попытался шутить Резанов.

      С обер-гофмаршалом их познакомили больше двадцати лет назад. Когда Николай Петрович только поступил в полк, Александр Львович Нарышкин уже дослужился до капитан-поручика, будучи на четыре года старше. Вскоре государыня пожаловала его в камер-юнкеры, и с тех пор Нарышкин неотлучно состоял в свите. Знакомство не раз пригождалось Резанову: старый приятель первым узнавал многие дворцовые тайны и под настроение мог рассказать кое-что важное…

      …поэтому удивляться осведомлённости Александра Львовича о своих успехах Николай Петрович не стал. В самом деле, император перед началом экспедиции сделал его придворным – пожаловал в камергеры. Не сегодня-завтра предстояло получить и орден