Конец Смуты. Иван Оченков

его, весьма плотен, я бы предположил, что его обработали незадолго до того, как оно попало в руки несчастных.

      – Проклятье, что же вы раньше молчали?!

      – Ваше величество, во-первых, вы были так заняты подготовкой к походу, что к вам было не пробиться. Во-вторых, я полагал, что вы догадываетесь об этом и потому стремитесь покинуть Москву как можно быстрее. А в-третьих, я пришел к такому выводу перед самым отъездом.

      – Пьер, вы хотите жить?

      – Э… – залепетал О’Конор, огорошенный моим вопросом.

      – Никому не говорите о ваших подозрениях, пока я сам вам этого не прикажу. Даже под пыткой, даже на исповеди, даже оставаясь наедине с женщиной… да какого черта – особенно женщинам, иначе я не дам за вашу жизнь и медного фартинга! Слава богу, вокруг не так много латинистов и вряд ли нас кто-нибудь понял. Разве что… вы говорили об этом отцу Мелентию?

      – Этому бородатому монаху… кажется, нет.

      – Кажется или нет?

      – Нет, сир.

      – Хорошо, коли так. Давайте ужинать и ложиться спать; вы любите кашу?

      – Удивляюсь вам, ваше величество: как вы можете есть столь варварскую пищу?

      – С удовольствием, друг мой, я все стараюсь делать с удовольствием. А уж есть гречневую кашу с салом…

      Ранним утром мое войско двинулось дальше. Впереди снова шли широкой дугой татары, обшаривая окрестности в поисках возможных лазутчиков. То ли на счастье, то ли на беду, никто нам не попадался, и мы, обходя встречные городки и деревни, стремительно двигались дальше. Еще одна ночевка была уже вблизи Коломны, на сей раз мы остановились подле недавно разоренной ворами деревни. Впрочем, ограбив донага местных жителей, казаки, против обыкновения, не сожгли ее. Как ни настаивал Вельяминов, чтобы мы остановились в одной из изб, но, осмотрев ее, я пришел к выводу, что клопы прекрасно проживут, не отведав царской крови. Да и отопление по-черному не добавляло энтузиазма. Осмотрев двор, мое величество остановило свой взор на сеновале.

      – Много сена запасли, как погляжу, – проговорил я.

      – Воры корову со двора свели, а лошадь еще прежде с хозяином пропала, вот и осталось сено-то, – устало сказала хозяйка, довольно красивая еще женщина с маленькой девочкой на руках.

      – Как же вы теперь?

      – Как бог даст, – пожала она плечами, – мы-то еще ничего, коза осталась, не пропадет дите, да Сенька взрослый уже, прокормимся.

      – Помещик есть у вас?

      – Нет, боярич, мы люди вольные, не прогневайся, что угостить тебя нечем.

      – Ничего страшного, мы люди не гордые, а харч у нас есть. Можем и с вами поделиться.

      – Спаси Христос.

      Наскоро поев и разогнав царедворцев, дескать, без вас дышать нечем, я отнес хозяйке половину каравая хлеба и мешочек крупы с куском сала. Женщина приняла дар с благодарностью, но без подобострастия, чем сразу расположила к себе. Младший брат ее, лет двенадцати парнишка, тот самый, которого она назвала уже взрослым, напротив, взглянул волчонком, но ничего не сказал.

      – Спасибо