Конец Смуты. Иван Оченков

пес бородатый, не грех царю своему лгать столь бессовестно?

      – Государь, что ты меня пытаешь? Ведомо ведь тебе, что искал я.

      – Ребенка убить не дам.

      – Господь с тобой, государь, и в помыслах того не было!

      – Опять лжешь.

      – Государь, смута может быть. Отродье Бориса и Самозванца…

      – Кончилась Смута, монах! Вот как меня царем выбрали, так сразу и кончилась. И что там раньше было, никакого значения не имеет. Не знает про то никто – и слава богу, пусть и дальше не знают. Вырастет девочка – выдам замуж за хорошего человека, и дело с концом.

      – Ой ли, государь, а идешь ты сейчас походом куда? Там ведь тоже дитя невинное…

      – Не трави душу! Честно скажу: не знаю, что сделаю. Пусть Господь решит.

      – Все вы на волю божью надеетесь, а паче на то, что его воля с вашей совпадет.

      – Тоже верно; так ты что, пойдешь ко мне на службу?

      – Я, государь, нынче только Богу служу.

      – А я что, против? Говорю же – иди ко мне в духовники, а то мне Иона надоел хуже горькой редьки. Ну а что? Роду ты хорошего, насколько я знаю; грамоте учен, латынь вот знаешь. Ты же по латыни с лекарем моим беседы вел?

      Пока татары и рейтары «развлекались» с казаками, основная часть моего импровизированного войска продолжала движение. Теперь впереди шел государев полк, следом за ним я с драбантами, а замыкали движение по-прежнему конные стрельцы Анисима. Темнеет зимой рано, и примерно в двадцати верстах от Бронниц я приказал остановиться на привал. Ночевка в зимнем лесу – дело для русского человека в сию пору почти естественное. Одни ратники кинулись рубить лапник для лежек, другие принялись разводить костры, чтобы сварить кашу. Третьи тем временем обихаживали лошадей. Я немного переживал за своих мекленбуржцев, которые, как мне думалось, были непривычны к таким спартанским условиям. Однако я ошибался: стараниями фон Гершова и моей щедростью у каждого драбанта имелись хорошая шуба, шапка и сапоги, а сами они были людьми тертыми и неприхотливыми. Так что русская мудрость о солдате, который дымом греется, а шилом бреется, сработала и тут. Единственным, кого ночлег в лесу привел в ужас, оказался мой лекарь. Бедняга О’Конор смотрел на приготовления солдат округлившимися глазами и, казалось, вот-вот упадет в обморок.

      – Ваше величество хочет моей смерти… – жалобным голосом проговорил он, топчась в снегу.

      – Пьер, какого черта вы жметесь в стороне, идите сюда, к костру, – позвал я его, – кстати, а где ваша шуба, которую я подарил вам, как только вы приехали?

      – О, ваше величество так добры ко мне… – с благодарностью залепетал полуфранцуз-полуирландец, исполнявший роль моего лейб-медика, – но эта шуба столь дорога, что я не стал надевать ее в дорогу, полную опасностей.

      – Вы с ума сошли, друг мой, – шубы для того и существуют, чтобы их носить!

      – О да, мой государь, но ее соболиный мех столь прекрасен… в наших краях таких мехов нет даже у герцогов!

      – В ваших краях, Пьер, нет и таких морозов. Что же с вами делать… не могу же я допустить, чтобы вы замерзли, вы мне еще нужны.

      – Увы,