Не такая, как все. Марк Леви

появлялось на столе только в праздники. Наверное, его жена уступила наконец доводам рассудка. Почему они так редко доставляют себе маленькие радости? За едой Дипак принялся пересказывать последние новости: он любил обстоятельно излагать все, что прочитал в метро. Но Лали слушала его рассеянно.

      – Кажется, я забыла сообщить тебе: мне звонили из Мумбаи, – сказала она, подкладывая ему добавки.

      – Из Мумбаи? – переспросил Дипак.

      – Да, наш племянник.

      – Который из них? У нас наберется десятка два племянников и племянниц, и никого из них мы не знаем.

      – Это сын моего брата.

      – Вот оно что! – Дипак зевнул, его уже клонило в сон. – У него все хорошо?

      – Брат двадцать лет как умер.

      – Я спрашиваю не про него, а про племянника.

      – Скоро сам у него спросишь.

      Дипак отложил вилку.

      – В каком смысле «скоро»?

      – Слышимость была неважная, – лаконично объяснила Лали. – Я так поняла, что он хочет прилететь в Нью-Йорк. Ему нужна семья, которая бы его приняла.

      – При чем тут мы?

      – Дипак, с тех пор как мы покинули Мумбаи, ты мне все уши прожужжал своими воспоминаниями о красотах Индии. Иногда у меня создается впечатление, что она застыла во времени, как эстамп. Ну а теперь Индия пожалует к тебе сама. Разве это не повод для радости?

      – Ко мне пожалует не Индия, а твой племянник. Что ты о нем знаешь? Вдруг он неуживчивый? Раз ему нужна крыша над головой, значит, он явится сюда с пустыми карманами.

      – Мы тоже такими были, когда сюда приехали.

      – Но мы были полны решимости трудиться, а не ютиться по чужим углам.

      – Подумаешь, неделя-другая! Это еще не конец света.

      – В моем возрасте несколько недель – возможно, все, что мне осталось.

      – Перестань, смешно слушать! Если уж на то пошло, днем тебя все равно не бывает дома. Я с радостью покажу ему город. Не станешь же ты лишать меня этого удовольствия?

      – Где он будет спать?

      Лали указала глазами на дальний угол коридора.

      – И речи быть не может! – возмутился Дипак.

      Он отложил салфетку, пересек гостиную и распахнул дверь голубой спальни. Он сам выкрасил ее в такой цвет тридцать лет назад. Когда он разбирал колыбельку, которую смастерил своими руками, он испытал самую жгучую в своей жизни боль. С тех пор он заходил в эту комнату всего раз в год, чтобы, сев на оставленный у окна табурет, молча помолиться.

      Сейчас, увидев, как жена преобразила эту комнату, Дипак горестно вздохнул.

      Лали подошла к нему сзади и обняла.

      – Дыхание молодости пойдет нам на пользу.

      – И когда должен появиться этот твой племянник? – спросил Дипак.

      Не успел он договорить, как зазвонил домофон.

      Дожидаясь гостя на лестничной площадке, Лали поправляла свое сари и высокий пучок, закрепленный светлым роговым гребнем.

      Санджай вышел из лифта. На нем были джинсы, белая рубашка, элегантный пиджак и изящные спортивные туфли.

      – Я представляла тебя не таким, – призналась смущенная