Цикада и сверчок (сборник). Ясунари Кавабата

надоело. Иногда встречаюсь с приятелями в ресторане – это тоже повторяется уже лет десять, тоска, да и уставать стал. Пришло, видно, время предстать перед ним.

      Синго показалось, что Кикуко не поняла, что значит «предстать перед ним».

      – Предстать пред очами властителя ада Эмма. Мы сможем сказать, что в крохах, доставшихся нам, мы безгрешны. Ведь речь идет именно о крохах жизни. И не слишком ли это сурово – карать человека за жизнь, от которой ему достались лишь крохи?

      – Как так?

      – А вот как. Разве хоть кто-нибудь полноценно прожил жизнь, отпущенную человеку? Вряд ли. Возьмем, например, гардеробщика из ресторана, где я, как сказал, иногда бываю. Он знает одно – принимать у посетителей обувь да выдавать посетителям обувь, и так каждый день. Какой-нибудь старик скажет, не подумав: лучше и не надо. Но это ведь крохи жизни. А попробуйте спросить у официантки, – ужасная судьба у этого деда-гардеробщика, ответит она. Сидит верхом на жаровне у себя в подвале, со всех сторон окружен ящиками с обувью и беспрерывно чистит ботинки. Подвал у самого входа, зимой – холод, летом – жара. А дома, наверно, твердит своей старухе, как бы им хорошо жилось в богадельне.

      – Вот и мама так. Она часто повторяет, что молодые всегда хотят умереть. Несерьезный это разговор.

      – Она не зря так говорит – ясно ведь, что она переживет меня. Кстати, кого из молодых она имела в виду?

      – Кого?.. – запнулась Кикуко. – В сегодняшнем письме подруги тоже…

      – Которое пришло утром?

      – Да. Она не замужем.

      – Хм.

      Синго замолчал, Кикуко тоже не хотелось продолжать этот разговор.

      Электричка только что отошла от Тоцука. До Ходогая было еще далеко.

      – Кикуко, – сказал Синго. – Я уже давно об этом думаю. Тебе не хочется жить с Сюити отдельно от нас?

      Кикуко смотрела на Синго и ждала, что он скажет еще, а потом спросила жалобным голосом:

      – Почему, отец? Потому что вернулась Фусако-сан?

      – Нет, с Фусако это никак не связано. Фусако полуразведенная, и ты, Кикуко, поэтому, наверно, жалеешь ее, но даже если она совсем уйдет от Аихара, долго у нас она не проживет. Будет жить отдельно, и то, что я сказал, касается только тебя и Сюити. Вам не лучше бы жить отдельно?

      – Нет. Вы так добры ко мне, отец, я хочу жить с вами. Мне будет одиноко без вас.

      – Мне это очень приятно.

      – Вы так меня балуете. Я ведь самая младшая в семье, меня и дома баловали, отец очень любил меня, и я привыкла за всем идти к отцу.

      – Я прекрасно знаю, что отец любил тебя. Ты даже не представляешь себе, как мне приятно, что ты всегда обращаешься ко мне. Мне было бы грустно жить без тебя. Ты, я думаю, знаешь все о Сюити, но до сих пор не хотел заговаривать с тобой об этом. Видишь, какой я отец. Может быть, если вы будете жить одни, у вас все наладится?

      – Нет. Хоть вы мне ничего не говорили, вы всегда беспокоились обо мне – я это прекрасно знаю. Я хочу быть рядом с вами. – В огромных глазах Кикуко застыли слезы. – Я боюсь жить отдельно. Постоянно сидеть одной дома и ждать, ждать без конца. Как это невыносимо,