На краю света (сборник). Николай Лесков

мне с проводником, а на других – Кириаку с другим проводником. Проводники оба казались равного достоинства, да и с обличья их одного от другого даже и не отличишь, особенно как своими малицами[26] закутаются, – точно банные обмылки: что один, что другой – в обоих одна красота. Но Кириак нашел в них разницу и непременно настаивал, чтобы усадить меня с тем, который казался ему надежнее; а в чем он видел эту надежность – не объяснил.

      – Так, – говорит, – владыко: ты в этом крае неопытнее меня, так ты с этим поезжай. – За это я его не послушал и сел с другим. Поклажу свою мы разделили: я взял себе в ноги узелок с бельем да с книгами, а Кириак надел на себя мирницу и дароносицу да взял в ноги кошель с толокном, сухой рыбкой и прочей нашей незатейливой походной провизией.

      Уселись мы так, подоткнулись малицами, сверху по коленам оленьими кожами застегнулись и поскакали.

      Езда эта была гораздо быстрее, чем на оленях, но зато сидеть так худо, что у меня с непривычки через час же страшно спину разломило. Погляжу на Кириака – он сидит как воткнутый столбушек, а я так и вихляюсь по сторонам – все баланс хочу удержать, и за этой гимнастикой даже не мог и поговорить с моим проводником. Узнал только, что он крещеный, и окрещен недавно моим зырянином, а поэкзаменовать его не успел. К вечеру я так измучился, что совсем держаться не мог и пожаловался Кириаку.

      – Плохо, – говорю, – меня что-то сразу уже очень расшатало.

      – А все это оттого, – отвечает, – что ты меня не слушал, – не с тем едешь, с которым я тебя сажал: этот лучше правит, покойнее. Яви ласку: пересядь завтра.

      – Хорошо, – говорю, – изволь, пересяду, – и точно, пересел, и опять едем.

      Не знаю: понавык ли я за прошлый день держаться на этих рожнах или действительно этот проводник лучше своим орстелем[27] правил, только мне спокойнее ехалось, так что я даже мог и побеседовать.

      Спрашиваю его: крещеный он или нет?

      – Нет, – отвечает, – бачка, моя некрещена, моя счастливая.

      – Чем же ты так счастлив?

      – Счастливая, бачка; меня, бачка, Дзол-Дзаягачи дала, бачка. Она меня, бачка, бережет.

      Дзол-Дзаягачи у шаманистов такая богиня, дарующая детей и пекущаяся будто бы о счастии и здоровье тех, которые у нее вымолены.

      – Так что же, – говорю, – а почему же не креститься-то?

      – А она, бачка, меня не дает крестить.

      – Кто это? Дзол-Дзаягачи?

      – Да, бачка, не дает.

      – Ага, ну, хорошо, что ты мне это сказал.

      – Как же, бачка, хорошо?

      – Да вот я тебя за это, назло твоей Дзол-Дзаягачи, и велю окрестить.

      – Что ты, бачка? зачем Дзол-Дзаягачи сердить? – она рассердится – дуть станет.

      – Очень она мне нужна, твоя Дзол-Дзаягачи: окрещу, да и баста.

      – Нет, бачка, она не даст обижать.

      – Да какая тебе, глупому, в этом обида?

      – Как же, бачка, меня крестить? – мне много обида, бачка: зайсан[28]

26

Малица – шуба-рубаха из оленьей шкуры.

27

Орстель – длинный шест, которым сдерживают и погоняют собак.

28

Зайсан – старшина.