На краю света (сборник). Николай Лесков

нас там, бачка, свои люди живут, хорошие, бачка, люди; как же? ему, бачка, жаль… он их жалеет, бачка, – за них креститься побежал.

      – Да что же это за шайтан, этот твой брат? Как он это смеет делать?

      – А что, бачка? ничего: ему, бачка, уж все равно, а тех, бачка, зайсан бить не будет, и лама олешков не сгонит.

      – Гм! надо, однако, твоего досужего брата на примету взять. Скажи-ка мне, как его зовут?

      – Куська-Демяк, бачка.

      – Кузьма или Демьян?

      – Нет, бачка, – Куська-Демяк.

      – Да; по-твоему чище, – Куська-Демяк или меди пятак, – только это два имени.

      – Нет, бачка, одно.

      – Я тебе говорю – два!

      – Нет, бачка, одно.

      – Ну, тебе, видно, и это лучше знать.

      – Как же, бачка, мне лучше.

      – Но это его Кузьмой и Демьяном при первом или при втором крещении назвали?

      Вылупился и не понимает; но, когда я ему повторил, он подумал и ответил:

      – Так, бачка: это как он за меня крестился, тогда его стали Куська-Демяк дразнить.

      – Ну, а после первого-то крещения вы как его дразнили?

      – Не знаю, бачка, – забыл.

      – Но он-то, чай, это знает?

      – Нет, бачка, и он позабыл.

      – Быть, – говорю, – этого не может!

      – Нет, бачка, – верно, позабыл.

      – А вот я его велю разыскать и расспрошу.

      – Разыщи, бачка, разыщи; и он скажет, что позабыл.

      – Да только уже я его, брат, как разыщу, так сам зайсану отдам.

      – Ничего, бачка; ему теперь, бачка, никто ничего, – он пропащий.

      – Через что же это он пропащий-то? Через то, что окрестился, что ли?

      – Да, бачка; его шаман гонит, у него лама олешки забрал, ему свой никто не верит.

      – Отчего не верит?

      – Нельзя, бачка, крещеному верить, – никто не верит.

      – Что ты, дикий глупец, врешь! Отчего нельзя крещеному верить? Разве крещеный вас, идолопоклонников, хуже?

      – Отчего, бачка, хуже? – один человек.

      – Вот видишь, и сам согласен, что не хуже?

      – Не знаю, бачка, – ты говоришь, что не хуже, и я говорю; а верить нельзя.

      – Почему же ему нельзя верить?

      – Потому, бачка, что ему поп грех прощает.

      – Ну так что же тут худого? неужто же лучше без прощения оставаться?

      – Как можно, бачка, без прощения оставаться! Это нельзя, бачка. Надо прощенье просить.

      – Ну так я же тебя не понимаю; о чем ты толкуешь?

      – Так, бачка, говорю: крещеный сворует, попу скажет, а поп его, бачка, простит; он и неверный, бачка, через это у людей станет.

      – Ишь ты какой вздор несешь! А по-твоему это небось не годится?

      – Этак, бачка, не годится у нас, не годится.

      – А по-вашему как бы надо?

      – Так, бачка: у кого украл, тому назад принеси и простить проси; человек простит, и бог простит.

      – Да ведь и поп человек: отчего же он не может простить?

      – Отчего же, бачка, не может простить? – и поп может. Кто у попа украл, того, бачка, и поп может простить.

      – А если у другого украл, так он не может простить?

      – Как же, бачка? – нельзя, бачка: неправда, бачка, будет;