Христианский целибат. Величие и нищета. Хавьер Гарридо

на Своем скромном месте, когда Сын вступил на Свой окончательный путь. И в Кане, в начале пути, и в конце, на Голгофе, где Иисус должен был потребовать от Самого Себя последней жертвы и просить ее же у Матери, через принятие Его смерти, им не нужно было много слов, чтобы понять друг друга. Никогда они не были столь разделены и столь едины!

      Только эти двое девственников, Иисус и Мария, могли принять и прожить участь любви – в самой теплой нежности, в самом глубоком внутреннем свете веры, в самом полном самоотречении и в самом сокровенном общении Духа. Во взаимной самоотдаче, в захватывающем превосходстве Царства, в самой близкой дружбе, в невыразимом одиночестве бытия, источник которого – лишь Сам Бог. Неудивительно, что другой девственник, евангелист Иоанн, дерзнул говорить о Матери и Сыне в терминах супружества, возвещая эсхатологическую эру нового вина, вина Завета в Духе, и новое творение водой и кровью (Ин 2, 1-12; 19, 25–37).

      Неуловимый друг

      Я уже слышу объяснение психоаналитиков: «Иисус не женился, потому что у Него так и осталась фиксация на Матери». После этого останется совсем немного, чтобы еще и сделать вывод, что Он был гомосексуалистом и именно поэтому выбирал Себе в спутники только мужчин. Тем более, что Он Сам делал аллюзию на подобные слухи (клевета врагов?), когда требовал права быть скопцом ради Царства. И должен был добавить: «Кто может вместить, да вместит» (Мф 19, 10–12).

      Действительно, не хватало – и не хватает – другого ключа к пониманию образа жизни Иисуса. Евангелисты не размышляли о Его целомудрии впрямую, однако они сохранили для нас несравненный образ Иисуса. Как им удалось обрисовать эту неповторимую Личность? Конечно, не благодаря своим литературным дарованиям. Хотя есть черты, требующие дополнительного истолкования: чем больше читаешь Евангелия, тем больше убеждаешься в том, что пасхальная вера просто высветила и очертила первые, невыразимые и необъяснимые ощущения тех, кто лично соприкасался с Иисусом.

      Например, Иисус обретает друзей – и в то же время постоянно находится в Своем внутреннем уединении. Друг Своим ученикам, простым людям, находящимся вне Закона, человек, не производящий впечатления замкнувшегося в Своей роли учителя или пророка, никогда не держащий защитную дистанцию, свойственную тем, кто испытывает трудности в общении, – напротив, Его мысли и выражающие их слова суть единое целое (какое чудо Его притчи!), а речь и действия, учение и отношения с людьми – части этого целого, – Иисус, тем не менее, – не товарищ, стоящий на одном со мной уровне, чью близость я ощущаю, беседуя на равных. В чем здесь дело? Не в отстраненности, и поэтому мы не говорим здесь о психологическом проникновении и снятии барьеров. Он всегда Тот же. Он всегда отдает Себя до самого конца. Слово и бытие в Нем образуют единство существования в действии. Иисус каждый раз являет Себя, Он прозрачен. Откуда же это неистребимое чувство, что Он пришел из другого места, что Он неуловим, что знает нас заранее, более того, что, встречаясь с Ним, мы открываем лучшее в себе самих на прежде неведомом