Христианский целибат. Величие и нищета. Хавьер Гарридо

решением полнее посвящать себя распространению ценностей Царства, будь они трансцендентными (аскеза и молитва) или имманентными (справедливость по отношению к притесняемым). Однако Царство находится одновременно и здесь, и за пределами этого мира; оно не может быть объективировано. Оно подобен ветру, который чувствуешь, но о котором не знаешь, ни откуда он налетает, ни куда исчезает.

      Призвание

      То же происходит с призванием: его открываешь. Иногда внезапно – оно врывается, очаровывает, захватывает. А иногда мягко, подобно легкому дуновению ветерка, завершается долгий процесс, ходом которого, как тебе казалось, ты распоряжался. Но в какой-то момент ты, сам не знаешь как, теряешь управление и не можешь, как ни пытаешься, вновь обрести его.

      Евангелия по-разному отобразили этот момент. Они сосредоточились на нем, сократив и отбросив описание предшествующих этапов жизни Иисуса, поскольку очевидно, что большая часть учеников не решилась следовать за Иисусом сразу, под влиянием властно произносимых Им слов. Некоторые из них были последователями Иоанна Крестителя и должны были задавать себе немало вопросов об Иисусе из Назарета. Что в Нем «что-то есть», было ясно всем. Но понимание того, что Он достоин веры настолько, чтобы безоглядно последовать за Ним, – это, скорее всего, плод Пасхи. Между первым моментом увлеченности Им и готовностью оставить все ради Него было много промежуточных этапов.

      И все же, читая рассказы о призвании, мы чувствуем, что речь идет о нас, хотя иногда они звучат почти бесчеловечно: «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов; а ты иди, благовествуй Царство Божие». Иисус посягает не на что-нибудь, а на святой и благочестивый долг похоронить своего отца (Лк 9, 57–62). Почему же мы чувствуем, что это настолько нас касается?

      Кто такой этот Иисус, что Он способен связать нас с Собой и со Своей миссией узами более прочными, чем кровные – самые священные из уз? Библейская и внебиблейская мудрость много раз описывала красоту и чудо супружеской любви: «Оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей, и будут два одна плоть» (Быт 2, 24). Такова самая глубокая тайна конечной человеческой сущности: сломать барьеры биологической защиты, чтобы создать общность жизни в любви. И узы крови, и узы любви принадлежат порядку творения, отражающему святую и неприкосновенную Божию волю. Откуда же у Иисуса такое исключительное, всеохватное притязание?

      Мы не видели Его – и любим Его больше, чем самих себя.

      Не мы Его избрали – но Он нас избрал.

      И все же в день, когда мы слышим призыв, мы впервые чувствуем себя свободными. Почему это так?

      Не спрашивай, почему

      Кто-то сказал, что незачем оправдывать выбор целибата. Человек возлагает его на себя, когда он призван. К чему обосновывать то, что Бог остановил Свой выбор лично на мне?

      Весь Ветхий Завет пронизан неоспоримым сознанием этой избранности. Кто же такой этот Бог, заключающий союз верности и спасения ради порабощенного народа? Для Израиля было нелегко