Мои каникулы в голове физрука Клюшкина. Константин Костенко

доложено, что где-то в глубоком погребе, у селянина по прозвищу Грэг Сморщенный Нос лежит целая шайба чеддера. Однако она считается священной и предназначается якобы Сырному Олдусу, который среди селян считается повелителем сыроварения.

      Но сэру Гуго было плевать на Сырного Олдуса. Он посчитал это вздором, поэтому тут же, незамедлительно повелел грузить свой живот на тележку.

      Приехав в деревню, он приказал позвать к себе Грэга Сморщенного Носа. Убедившись, что нос селянина действительно напоминает русскую гармошку, сэр Гуго попросил его сыграть на этом необычном инструменте что-нибудь весёленькое. Грэг сыграл, но вислобрюхий капризник этим не удовлетворился.

      ― Неси сюда сыр, окаянный неуч! ― заорал он. ― Я тебе покажу, как прятать его от меня для какого-то там Олдуса!

      ― Но, сэр, ― взмолился Грэг, ― как же?! Сырный Олдус расстроится. Он нашлёт на вас свою мышь.

      ― Мышь? ― спросил Гуго. ― Я не боюсь мышей, дурень. Неси сыр, не разговаривай, а не то заставлю тебя играть на носе до самого вечера, да ещё буду приглашать на все праздники в замок, чтобы ты тоже играл.

      Так Гуго Баскервиль отхватил священную порцию сыра. И тут же его сметал, отряхнув с усов мелкие крошки. Затем, слегка подождав, он услышал, как брюхо на соседней тележке издало громкое бульканье, всколыхнулось, как сонный тюлень, после чего сэр Гуго взмахнул рукой, сказал: «Поехали!», и вся его кавалькада двинулась назад, к замку.

      Ночью Гуго не спалось. Его томила изжога. Он дёрнул колокольчик. Прибежал молодой паж. Гуго заказал ему воды с содой, паж умчался из спальни, но тут же, в длинном замковом коридоре раздался его душераздирающий вопль. Гуго с трудом сполз с кровати, взвалил непомерный живот, как мешок, на плечо и, освещая путь свечой и тяжко передвигаясь, вышел за пределы спальни. Что же он увидел? О ужас! При упоминании об этом у меня даже сейчас трясутся и похрустывают коленки. Зубы мои давно выпали, я ношу их с собой в кармане в виде протезов, поэтому, когда мне страшно, я их скорей надеваю: чтобы услышать, как мелко и отчаянно они постукивают. По тому, насколько дробно и мелко они стучат, я определяю: страшно мне или нет. Но речь здесь не обо мне. Что же всё-таки стало с сэром Гуго?

      Слушайте, дети мои. Короче говоря, выйдя из спальни, наш пращур вознёс свечу над головой и тут же различил прилипшего к стене пажа. Бедного юношу колотила дрожь. В первое мгновение сэр Гуго не узнал его, потому как паж был густо покрыт сединой. Это и в самом деле было непостижимо, ибо совсем недавно Гуго говорил с ним и не заметил на нём ни единого белого волоска. Но тут вдруг паж весь поседел. Поседели не только его волосы, поседела вся его одежда, включая старые обвислые чулки и стоптанные туфли на пряжках. Он стоял и вздрагивал от страха, и кода Гуго спросил его: «В чём дело, мерзавец? Где моя содовая вода?», то паж, медленно вознеся руку, указал на пол. Приглядевшись, сэр Гуго различил что-то маленькое и серое. Подойдя ближе, Гуго напряг зрение и вдруг увидел крохотную мышку. Та поглядела на него бисерными глазками и вдруг прокричала