По ком звонит колокол. Эрнест Хемингуэй

Джордан стал объяснять и это; водя карандашом по чертежу, он почувствовал на своем плече руку девушки, которая заглядывала в блокнот из-за его спины. Жена Пабло тоже следила за объяснениями. Только Пабло не проявлял никакого интереса, он сидел в стороне, один, с кружкой вина, которую пополнял время от времени, зачерпывая из большой миски – Мария влила в нее вино из бурдюка, висевшего слева от входа в пещеру.

      – Ты много раз это делал? – тихо спросила Роберта Джордана девушка.

      – Да.

      – А мы сможем увидеть, как это делается?

      – Конечно. Почему бы нет.

      – Ты увидишь, – зловеще произнес Пабло со своего конца стола. – Обязательно увидишь.

      – Заткнись, – сказала ему жена и вдруг, вспомнив то, что она днем прочла по руке Роберта Джордана, неоправданно дико разозлилась. – Заткнись, трус! Каркаешь, как ворона! Заткнись, убивец!

      – Ладно, – ответил Пабло. – Я заткнусь. Теперь же ты тут командуешь. А ты давай, разглядывай картинки дальше. Только помни, что я – не дурак.

      Жена Пабло почувствовала, как гнев сменяется в ней печалью и предчувствием крушения всех ожиданий и надежд. Это чувство было знакомо ей с детства, и всю жизнь ее преследовало то, что его порождает. Сейчас оно обрушилось на нее внезапно, и, стараясь отогнать его от себя, не дать ему ее коснуться – ни ее, ни Республики, – она сказала:

      – А теперь давайте есть. Мария, раскладывай еду по мискам.

      Глава пятая

      Роберт Джордан отвел в сторону лошадиную попону, закрывавшую вход в пещеру, и, выйдя наружу, глубоко вдохнул холодный ночной воздух. Туман рассеялся, на небе высыпали звезды. Ветра не было, и после душного воздуха пещеры, густо наполненного табачным дымом и чадом от очага, духом жареного мяса и риса, сдобренного шафраном и душистым перцем, оливкового масла, дегтя, пропитавшегося вином огромного бурдюка, подвешенного за горловину на стене рядом со входом, с торчащими в стороны четырьмя ногами, в одной из которых было проделано отверстие, заткнутое пробкой, – когда вино из него наливали в миску, немного влаги просачивалось на землю, заглушая запах пыли, – после ароматов безымянных для него трав, пучками развешанных под потолком вместе с длинными косичками чеснока, после привкуса грошового красного вина и чеснока, после зловония человеческого и конского пота, впитавшегося в одежду сидевших за столом мужчин со взмыленных боков лошадей (человеческий – едкий и тяжелый, лошадиный – сладковато-тошнотворный), – после всего этого Роберт Джордан с особым удовольствием глубоко вобрал в себя чистый ночной воздух гор, благоухавший соснами и покрытыми росой луговыми травами у ручья. Когда ветер стих, роса обильно пала на землю, но, оглядевшись, Роберт Джордан подумал, что к утру подморозит.

      Так, дыша полной грудью, он вслушивался в ночь и услышал сначала отдаленный звук выстрела, потом уханье совы откуда-то снизу, из леса, где находился загон для лошадей. А потом из пещеры донеслись легкие аккорды гитары и пение цыгана:

      Завещал мне батюшка щедрое наследство…

      – нарочито