Последняя ночь у Извилистой реки. Джон Ирвинг

ей наиболее естественную позу. Он и не заметил, как бейсбольная шапочка слетела с его головы и упала возле индианки, снова вверх тормашками. Вождь Уаху безумно скалился, а Доминик в любой момент ожидал услышать щелчок предохранителя на кольте сорок пятого калибра. Если Карл выстрелит, Дэнни обязательно услышит выстрел. В предрассветной тишине звук будет слышен по всему поселку. Возможно, даже спящему Кетчуму. (Однажды повар слышал, как где-то в поселке выстрелил «ковбойский» кольт.)

      Но ничего не произошло. Повар перестал глотать ртом воздух. Он не оглядывался по сторонам. Если констебль Карл был рядом, Доминик не хотел его видеть. Пусть стреляет в спину, пока повар медленно отступает к двери, затирая левым ботинком оставленные на полу следы.

      Через канаву, что находилась рядом с домом, была перекинута доска. Доминик вытащил ее и загладил все рытвины, оставленные подошвами и носками сапог Джейн, – ее скорбный путь от пикапа до кухни. Потом повар вернул доску на место, а руки вытер о мокрое крыло пикапа. Дождь не прекращался: значит, струйки вскоре смоют с машины следы глины. (Дождь смоет и их с Дэнни следы на дворе.)

      Повар незамеченным прохромал мимо затихшего танцзала. На мокром сиденье «ломбарда» – этого бессменного часового времен – не было ни живых братьев Бодетт, ни их призраков. Какие мысли появятся в похмельной голове констебля Карла, когда он проснется и увидит в кухне тело Джейн? Наверное, подумает: «Чем это я ее?» Он ведь бил Джейн не только кулаками, но и всем, что оказывалось под рукой. Констебль начнет искать тупой предмет и не найдет. Тогда, возможно, тупую голову Ковбоя посетит другая мысль: «Может, это и не я ее тюкнул?» А когда он узнает об исчезновении повара и сына, его голова окажется достаточно ясной, чтобы связать одно событие с другим.

      За мокрым ветровым стеклом «понтиака» повар увидел худенькое личико сына. «Боже, дай мне времени», – взмолился Доминик. Дэнни сидел на пассажирском месте. Он не терял веры в отца: он знал, что отец благополучно вернется из дома констебля Карла и поведет машину.

      Под «временем» хромой Доминик Бачагалупо подразумевал не только время, необходимое для их бегства из поселка. Ему требовалось время, чтобы стать хорошим отцом для его драгоценного сына; время, чтобы дождаться, когда сын станет мужчиной. Повар молил о таком количестве времени, хотя не представлял, как убедить в этом Бога.

      Живой и невредимый, Доминик уселся на водительское место. Дэнни вдруг заплакал.

      – Я вслушивался… в выстрел, – всхлипывал он.

      – Возможно, однажды ты его и услышишь, – сказал повар, обнимая сына.

      – Мы расскажем Кетчуму?

      Повар содрогнулся, осознав вырвавшиеся у него слова. Хорошо, если Дэнни пропустил их мимо ушей.

      – У нас нет времени. Пора ехать.

      Медленно, словно длинный катафалк, красно-коричневая «полудеревяшка» двинулась по трелевочной дороге, оставляя поселок позади. Они ехали на юг, иногда на юго-восток. Извилистая то выныривала из рассветного тумана, то снова скрывалась из виду. Становилось все светлее. Ближайшим