До последнего солдата. Богдан Сушинский

тоже фрицы.

      – Плот сбивают? Божественно! Коса-то хоть большая?

      – Шагов пятьдесят в длину, и шагов двадцать в ширину, к тому же изогнутая. А венчают ее руины какой-то башни, которые, собственно, и предстают в виде разрушенного «маяка».

      – Бери своих гренадеров, младсерж, и завалите камнями этот проезд у дома. Дорогу до и после него тоже усыпьте камнями. Здесь будет наш первый и основной пост, на котором фрицы должны пропуска свои, кровью окрашенные, пропускать.

      – Какой пост, какой, козе под хвост, пост?! – вмешался рядовой, подбежавший к машине вместе с Мальчевским. – Ты же все видел, младсерж Мальчевский! Уходить надо! Плоты сбивать и уходить, пока еще можно уйти!

      – Считаете, что немцы заняли этот берег до конца тысячелетнего рейха? Или паниковать вздумали? Младший сержант, выполняйте приказ. Как только все здесь завалите, отзовите красноармейца Звонаря.

      – Звонаря? – переспросил младсерж. – Кто такой, почему о таковом лично мне доложено не было?!

      – Он остался у въезда в эту каменную пустыню.

      – Один, что ли, остался, легионер короля Мафусаила?

      – Предпочитает, знаете ли, одиночество.

      – Тогда это наш хлопец.

      – Командира! Любого командира! – донесся до них крик солдата, появившегося у второго дома, со снесенной крышей. – На связи командир дивизии.

      – Все еще действует связь? – удивленно спросил Беркут подбегающего к машине лейтенанта. И лишь когда тот развел руками, вспомнил, что Глодов прибыл сюда вместе с ним. – Арзамасцев, Ищук! Груз – в каменоломню. Машину тоже укройте, – отдавал приказания, уже подбегая к дому, на обгоревшем, разрушенном крыльце которого стоял высокий, по-старчески сутулый телефонист.

      8

      Часть крыши дома упала так, что подступиться к входной двери можно было лишь пригнувшись и пройдя под свисающими бревнами. Но в самом доме, особенно в просторной кухне, с окнами, забитыми подушками и завешанными шинелями, было довольно тепло и даже по-своему, по-фронтовому, уютно. Чувствовалось, что еще недавно здесь топили печь. Причем огонь в ней разводили, несмотря на то, что верхняя часть дымохода была снесена.

      – Командир дивизии – в звании генерала? – спросил Беркут связиста, отыскивая при свете керосинки лежавший в углу, на каком-то ящике, полевой телефон.

      – Генерал-майор Мезенцев, – полушепотом ответил связист, очевидно, побаиваясь, как бы на том конце провода генерал не услышал свое имя, всуе произнесенное безымянным ефрейтором.

      – Здесь капитан Громов.

      – Капитан… кто? – переспросили охрипшим, совсем некомандирским голосом на том конце провода.

      – Громов, товарищ генерал! – решил Андрей назвать свою настоящую фамилию, понимая, что генерал начнет выяснять, кто он таков и откуда взялся.

      – Слушай, капитан, что там у тебя происходит?!

      – Воюем, товарищ генерал.

      – Понятно, что воюете, но ты давай открытым текстом, черт с ними, если прослушивают. Что происходит?