До последнего солдата. Богдан Сушинский

твоя, напомни?

      – Лейтенант Глодов.

      – Так вот, лейтенант Глодов, с сорок первого только тем и занимаюсь, что изучаю его. И главное, практика богатая, потому как все по тылам да по тылам врага.

      – Вот оно что! Тогда многое проясняется, – многозначительно протянул Глодов. И Беркуту стало понятно, что проясняется для лейтенанта не только то, почему он свободно владеет немецким языком, но и почему так хладнокровно ведет себя в сложной фронтовой ситуации.

      – А теперь останови своих людей и завали камнями этот проход. Но делайте это основательно. Потом усейте большими камнями часть дороги у завала.

      – В любом случае, они запрут нас на косе, как в чулане, и выковыряют минами.

      – И будут дураками, если не сделают этого. Будучи германским офицером, я поступил бы точно так же. Наука воевать – есть наука воевать.

      На какое-то мгновение Глодов остановился, изумленно посмотрел на Беркута, на его немецкий автомат, пожал плечами и побежал догонять своих. Этот странный «божественный капитан» не переставал удивлять его.

      – Рядовой, – остановил Андрей бойца, который бросился вслед за лейтенантом.

      – Рядовой Звонарь, товарищ капитан.

      – Звонарь?! Странно. Знал одного Звонаря. Но то была кличка. Видишь седловину? – показал он рукой левее прохода. – Отличная позиция. Если немцы попрут сюда, попридержи их минут на десять, пока подойдет подкрепление.

      – Один?

      – Да, один, – резко подтвердил Беркут, хотя внутренне согласился, что боец прав.

      – Один, значит… – обреченно как-то повторил Звонарь. – Хотя бы еще одного кого-то…

      – Я ведь уже объяснил вам, Звонарь: ваша задача – придержать врага. Услышав звуки боя, я пойму, что немцы подошли, и подброшу подкрепление. Но сначала нужно разобраться, что на этом плацдарме происходит, и где остатки роты, которая здесь вроде бы должна была окопаться.

      Рядовому было лет тридцать. Маленького росточка, щупленький, в длинной, почти до пят, «кавалерийской» шинели, он на любом плацу мог бы служить прекрасным образцом того, как не должен выглядеть солдат ни одной уважающей себя армии мира. Очевидно, поэтому сразу же показалось, что он струсил.

      – Повтори приказ.

      – Занять позицию в седловине и задержать на десять минут.

      – Божественно. Запасной диск к автомату есть?

      – Только тот, что в автомате.

      – У меня к твоему ППШ тоже нет. Подпустишь поближе и вооружишься оружием противника. Вот тебе еще две гранаты. Все, чем могу…

      Беркут уже собрался уходить, но, вновь услышав обреченно произнесенное бойцом: «Значит, вы меня здесь одного…», задержался и похлопал парня по плечу.

      – Да подбодрись ты, Звонарь! Ты ведь солдат, настоящий солдат. А впереди враги, и все они… твои. Попридержи их, застав залечь, покуражься. На фронте даже умирать надо, куражась, иначе, что это уже не война, а бойня, да и что это за солдат такой, без лихости, без куража?!

      Он хотел молвить еще что-то, но, наткнувшись на затравленный, удивленный взгляд Звонаря,