Тень отца. Ян Добрачиньский

приказал ему выпить все, а затем какое-то время наблюдал за ним. Наконец взмахом руки велел ему отойти.

      Лишь после этого Ирод поднес кубок к губам. Он пил долго, медленно, глоток за глотком. Допив до дна, отставил кубок. Затем, подперев голову рукой, плачущим голосом произнес:

      – Говорю тебе: никто меня не любит!

      Сидящая рядом женщина не согласилась:

      – Ты ошибаешься, Ирод. Многие…

      Он прервал ее нетерпеливым движением руки:

      – Никто, никто! – сказал он ей. – Никто! Поэтому мне пришлось приказать их убить – моих собственных сыновей.

      – Они были нехорошими, – сказала женщина. Это прозвучало так, будто она оправдывалась. – Ты вынужден был это сделать. Они устраивали заговоры, превозносили себя – как сами, так и их жены. Жена Александра хотела быть первой при дворе. Моя Береника много терпела от Аристовула. Он оскорблял ее, попрекая ее низким происхождением. Он был возмущен тем, что ты, Ирод, велел ему жениться на моей дочери, тогда как жена его брата – царевна.

      – Щенки, – процедил сквозь зубы Ирод. Он провел рукой по горлу, как будто что-то сдавливало его.

      – Вот видишь.

      – Но это были сыновья Мариамны! – слова прозвучали, как из горла, как будто он выплевывал сгустившуюся мокроту.

      – Она… – начала женщина.

      – Замолчи! – сорвавшимся голосом крикнул Ирод. Он наклонился к Саломее и хрипло и быстро заговорил, словно швыряя слова: – Это ты наговаривала на нее, что она изменяет мне с твоим мужем! Это ты! Из-за тебя я приговорил ее к смерти! Из-за тебя! Это ты! Ты! Ты!

      Ирод ударил кулаком по столу с такой силой, что зазвенели браслеты, висевшие на его запястье. Его лицо изменилось: из грустного, почти трагичного оно стало диким, взбешенным. Гневно раздувались ноздри, на лбу выступила толстая вена. Несмотря на выкрашенные в черный цвет волосы и бороду, на лице царя заметны были следы старости и мучившей его болезни. Его щеки ввалились, изо рта исходил неприятный запах. Его шея напоминала ощипанную птичью шею; кадык бегал по ней вверх-вниз. Но ни возраст, ни болезнь не погасили той живости, которая была свойственна Ироду. Страстная привязанность к жизни боролась в нем со всякой немощью.

      Женщина отпрянула назад, испуганная вспышкой гнева.

      – Я всегда защищала только тебя и твои права, – сказала она, придавая голосу обиженное выражение. – Я хотела для тебя только добра, Ирод. Мы с тобой – любящая семья. А Ферор…

      – Я не верю Ферору! – он прервал ее.

      – Это твой брат, Ирод, ты всегда любил его.

      – Зато он меня не любит.

      – Это не он, это Роксана. Она его подстрекает.

      – Она или не она – не верю я ему! Роксана… – Ирод заскрежетал зубами и вытянул перед собой руку с устремленным вперед указательным пальцем. – Тебе я тоже не верю! Чтобы заполучить нового любовника, ты готова меня отравить!

      – У меня есть муж, которого ты сам для меня выбрал…

      – У тебя есть и другие мужчины. Мне донесли, что ты развлекаешься с Антипатром!

      – Это ложь, он мне приходится