Тень отца. Ян Добрачиньский

Я долго размышлял и нашел ее в себе… – Он на мгновение замолчал. – Я провинился своей любовью к жене! – наконец выдавил из себя Захария.

      – Любовью?! – повторил удивленно Иосиф. – Как можно провиниться любовью?

      – Любовь должна иметь свою меру…

      – Но ведь твоя любовь не отняла тебя у твоего служения.

      – Не отняла, но и не дала о себе забыть…

      – А разве нужно забывать?

      – Нужно! – веско произнес Захария. – Что такое человеческая любовь? Радость, которую надо уметь от себя отстранить. – Теперь Захария сидел, подперев голову рукой. Он устал от признания, которое только что вырвал из себя, как будто вырвал из тела давно сидевшую там занозу, выразил словами боль, с которой долгими ночами боролся в одинокой битве. – Видишь, Иосиф, – он старался говорить как можно спокойнее, но спокойствие давалось ему так трудно, что дрожал голос. – Я люблю ее. Она для меня самый дорогой и близкий друг… Учители, – он громко сглотнул слюну, – учители говорят, что надо ежедневно благодарить Всевышнего за то, что Он не сделал нас ни язычниками, ни женщинами… Я бы так молиться не смог! Никогда… Мы оба уже старые. Не знаю, что будет, когда кто-нибудь из нас умрет. Ибо, когда приходят дни служения и я вынужден уходить, я не перестаю думать о ней и тосковать, – тихо проговорил последние слова Захария.

      Наступило молчание. Иосиф размышлял. Зачем Захария все это говорит ему – человеку, которого он впервые видит? Бывало, правда, что совершенно незнакомые люди признавались ему в своих скрытых тревогах. Приходили заказать плуг или соху – и вдруг садились и рассказывали о своих печалях; просили совета – у него, человека, жившего в тишине и так мало знавшего о жизни! Но это были люди простые, для которых известный своим умением плотник был авторитетом. А Захария – священник, человек, много повидавший.

      С усилием, как будто стараясь поднять тяжелую ношу, Иосиф начал так:

      – Не стоит мне об этом говорить, Захария… – Иосиф беспомощно развел руками, – я не знаю света, не знаю жизни. Как-то раз я слушал одного раввина, который утверждал, что Всевышний, создавая Еву из ребра Адама, проявил по отношению к ней пренебрежение: мол, ребро является малозначимой частью человеческого тела. Говорят, что женщина была создана для мужчины, чтобы ему было легче и приятней… Но мы знаем, как сильно любили своих жен наши праотцы, насколько уважаемы были Девора и Юдифь. Женщина не может существовать только для мужчины. В любви к жене кроется что-то святое… Я не понимаю этого хорошо и не умею это выразить, но уверен, что посредством такой любви Всевышний хотел показать нам что-то великое и таинственное…

      Иосиф снова развел руками и извиняющимся взглядом посмотрел на священника.

      – Прости, – прошептал он, – я не могу лучшим образом изложить свои мысли.

      Захария молчал, устремив взгляд на лицо Иосифа.

      – Ты такой молодой, – заговорил он, – но говоришь необыкновенные вещи. Продолжай! Стало быть, ты полагаешь, что Всевышний и женщине предопределил великую