На похоронах Хайли Лайкли никто не плакал. Наталия Николаевна Антонова

так думаю, товарищ следователь, нам теперь надо все сплетни, что она распустила собрать и на ус намотать!

      – Ладно, иди, наматывай, – махнул Наполеонов, и Славин мгновенно исчез.

      Соседи упорно твердили, что никто к Терезе не ходил. Но откуда же там взялись отпечатки…

      Брать отпечатки у всех жителей двора нереально, любая лаборатория зашьётся.

      Но, по всему прав старший лейтенант, придётся работать со сплетнями и искать, кого же так достала Тереза.

      Глава

      3

      После работы Наполеонов, как и обещал, матери, отправился в коттеджный посёлок, предупредив о своём прибытии заранее Мориса Миндаугаса.

      Погода стояла великолепная. Вокруг всё зеленело, цвело и пело.

      В такую погоду не расследованием убийств заниматься, а наслаждаться жизнью и просить небеса о продлении этой благодати.

      – Ты чего такой хмурый, как день ненастный в ноябре? – спросила Мирослава, едва взглянув на друга детства.

      – Будешь тут ненастным, – проворчал Наполеонов, – никакого покоя нет, то одного пристукнут, то другого. И чего неймётся людям!

      – Шур, тебя никто в уголовный розыск не тащил. Ты сам пожелал стать следователем по особо важным делам.

      – Ага, важным! Дальше некуда! Сегодня утром, например, старуху на помойку выкинули!

      – Живую?! спросил Морис.

      – Скажешь тоже! Ясное дело убитую.

      – Подозреваемых нет?

      – Этого добра целый воз, – отмахнулся Наполеонов, – она умудрилась почти со всеми соседями перессориться.

      – Есть из кого выбрать, – обронила Мирослава.

      – А знаешь, как они её ласково кликали? – оживился следователь.

      – Как?

      – Хайли лайкли.

      – Она что английских кровей?

      – Нет, у неё язык был без костей.

      – Как и у всех у нас.

      – Только мы, к счастью, попусту не брешем.

      – А она что брехала?

      – Да. Сплетни были её любимым занятием. Без них она не могла ни пить, ни есть, ни спать.

      – И уснула навеки, – тихо проговорил Морис.

      – Можно и так сказать, – согласился Наполеонов.

      – А сколько лет было старушке? – спросила Мирослава.

      – Шестьдесят два года.

      – Наполеонов! Имей совесть! Какая же она старуха?! Она старше твоей матери всего на каких-то семь лет.

      – Но, но! Мать мою не тронь! – погрозил он шутливо пальцем, – моя мать это святое.

      – Ты прав, Шура, – согласилась Мирослава, – Софья Марковна святая женщина.

      Наполеонов покосился на неё, пытаясь уловить в её голосе иронию. Но ничего не заметил.

      Подумав немного, он добавил, – если бы ты видела, какой страшной выглядит эта старуха, ты бы не цеплялась к моим словам. Такое впечатление, что она только что с помела слезла. Видно недаром люди говорят, что у неё язык был вместо помела.

      – Шура, я что-то не припомню, чтобы жертвы убийств выглядели симпатичными даже на фото Легкоступова.

      – Не напоминай мне об этом изверге! – воскликнул следователь, – он уж точно бы сварганил из этой Майской на снимках