Смотри в лицо ветру. Иэн Бэнкс

руки, покрытые золотистой шерстью, оканчивались большими шестипалыми ладонями, напоминавшими лапы.

      Как только они с Терсоно присоединились к толпе, окружившей Циллера, Кабе снова засосало в трудноразборчивый разговор.

      – …Разумеется, вам не понять, о чем я. Вы не знаете контекста.

      – Глупости. Контекст известен всем.

      – Нет. Вы воспринимаете ситуацию, окружение. Это не то же самое. Вы существуете. Я этого не отрицаю.

      – И на том спасибо.

      – Ага. Иначе вы бы разговаривали сам с собой.

      – По-вашему, мы на самом деле не существуем?

      – Зависит от того, что понимать под существованием. Допустим, что не существуем.

      – Все это так увлекательно, дорогой мой Циллер, – сказал Э. Х. Терсоно. – А интересно…

      – Потому что не страдаем.

      – Потому что вы вообще не способны страдать.

      – Хорошо сказано! Ну а теперь, Циллер…

      – Какой замшелый аргумент…

      – Но ведь только способность страдать…

      – Эй! Я страдал! Лемиль Кимп разбила мне сердце.

      – Заткнись, Тульи.

      – …Понимаете ли, делает вас разумными или что-то в этом роде. Это не настоящее страдание.

      – Но она…

      – По-вашему, госпожа Сиппенс, это замшелый аргумент?

      – Да.

      – Замшелый – значит плохой?

      – Замшелый – значит дискредитированный.

      – Дискредитированный? Кем?

      – Не кем, а чем.

      – И чем же?

      – Статистикой.

      – Ах вот как? Статистика? А теперь, Циллер, дорогой мой друг…

      – Вы же не серьезно.

      – По-моему, она мнит себя куда серьезней вас, Циллер.

      – Страдание скорее унижает, нежели облагораживает.

      – И это утверждение в полной мере подкрепляется статистикой?

      – Нет. Вы же понимаете, что оно имеет нравственную подоплеку.

      – Всем известно, что любое приличное общество зиждется на нравственности. А теперь, Циллер…

      – Нравственный принцип подразумевает, что любое страдание дурно.

      – Нет. Нравственный принцип трактует страдание как зло, пока не имеет доказательств обратного.

      – А! Значит, вы признаете, что страдание может нести добро.

      – В виде исключения.

      – Ха.

      – Очень мило.

      – Что?

      – А вам известно, что подобное существует во многих языках?

      – Что? Что существует?

      – Терсоно. – Циллер наконец обернулся к дрону, который, снизившись до уровня его плеч, придвигался все ближе и ближе, вот уже несколько минут пытаясь привлечь внимание челгрианина; аураполе дрона обрело сизый оттенок тщательно сдерживаемого раздражения.

      Махрай Циллер, композитор, не то изгой, не то беженец, приподнялся и выпрямился на задних ногах. Опустив бокал с напитком на гладкий мех срединной конечности, как на подставку, он одернул жилет передними конечностями, пригладил шерсть над глазами.

      – Помогите