Дихтерина. Наталья Юлина

дальше. Ушел скоро. Следом Диана, а эта сидит. Шар смотался, Валька смылся, а эта сидит. Что ей нужно? Сидела. Сидела. И вдруг. «Как ко мне ты…» не помню чего. Любишь, не любишь. Смотришь, не видишь иль так, уважая, блюдешь… Говорю по слогам: «Я тебя ненавижу. У меня будем спать иль к тебе?» Дура губки надула, напыжилась, личико пятнами всё, и молчит. Я тоже. Паузу долго держал. Черт его знает, что так получилось, я от себя и не ждал. Но зато отомстил. За Диану, за мужа ее, за себя. Будет думать в дальнейшем, как в обществе надо вести.

      – Хм. Не пойму, неужели всерьез, ты ей мстить собирался? Шутишь?

      – Может шучу, но ведь стоит того.

      – Ты не сможешь. Она же не дура. Ну, пошутит сама.

      – Пошутит? Нет, не шутила. Умная? Ну. А что толку? Без пола она, это хуже, чем с мордою страшной. Хочешь, тебе погадаю про жизнь этой… ладно. Довел ее ум, а дальше до безобразия, и никакого разнообразия. Идеи, на них она спит и лелеет, без них проснется и – смерть. Идеи всё тверже становятся, жестче. Да что! Говорить с нею будет, как камни таскать. Людей вокруг никого, разве что кошки.

      – Ну, Артур, ты сегодня философ.

      – Какой на… философ.

      – Не ругайся. Мы ж с тобой интеллигенты.

      – Интеллигенты… Мы интеллигенты. Вот потому и жизнь наша – исповедь. Слушай. Сначала понравилась мне.

      – Мм…

      – Ну, в первые дни. А она? Чем на людей, на Настьку скорее внимательно взглянет.

      – Да кошек она тоже не любит.

      – Вот, вот. Я о чем? Ты меня слушаешь или себя?

      – Говори, говори.

      – А тут оказия вышла. Ну, я про этот случай. Теперь стоп машина, в мою сторону и не глядит. Вот и ладушки. Я-то тебя, как орешек, щелк, всю насквозь понимаю.

      – Хвастун.

      – Не хвастун, а опытный. Добавим?

      – Наливай. Да опыт-то отрицательный.

      – Сам ты отрицательный. Ты про развод что ль мой?

      – Ну, да.

      – А я не рассказывал, как у нас все вышло? Нет? Ну, слушай, раз уж я философ. Поссорились мы как-то, а она, в мой остервенелый момент, возьми и засмейся. Ну, может, не смеялась, а только улыбнулась, но я не выдержал. Бил ее сначала кулаком в лицо, потом ногами. Помню, одна только мысль, не убить бы. Я, конечно, не прав, даже вспоминать тяжело, но где это видано, чтоб женщина надо мной смеялась. Это все равно, как идешь по лугу, споткнулся, а корова подняла голову и начала над тобой хохотать. Да нет, пожалуй, не так. Все равно как приходишь домой, еле на ногах держишься, а кошка, вместо того, чтоб молнией выскочить из-под ног, вылупилась на тебя и смеется. Ты что, спишь?

      – Говори, говори, я не сплю.

      – Ну и бросила она меня, моя. Как я ее ни упрашивал, как ни унижался, плакал даже, нет и нет. На нет и суда нет. Думаю, вернулась бы она и меня со свету б сжила. Теперь я хозяин сам себе. Хочу пью, хочу не пью. Одним словом, свободен, хоть второй раз и женился. Здесь тоже хорошо на этой гребаной высоте 3000 м. Единственно хорошо, от второй моей далеко. Гнусность.

      – Согласен. Только в прошлый раз ты про развод по-другому говорил.

      – Ну да?

      – Да. Ты был интеллигентом в прошлый раз.

      – Да ладно. Я тебе вот что скажу. Любое освобождение оборачивается освобождением от жизни. Маленькое