Сука. Мария Лабыч

сказал он.

      – Если б видели, сняли бы сверху. Проще. Что ждать, пока заляжем? – резонно возразил Ушаков. – Рисковать, вязаться в ближний бой. Смысл? Здесь сложный коридор и надежные двери. Одной гранатой не возьмешь…

      – Кого-то мы все ж, видно, зацепили. Ребятам стало не до нас, – с надеждой предположил Сотник.

      – А-аки крысы в поганой н-норе, – гнул Гайдук свое, не отводя взгляда от хода.

      – Вот и попробуй, выкури крыс.

      – Что там пхэ-робовать, блядь…

      Ушаков прервал жертвенные излияния:

      – Рядовой Гайдук!

      – Я.

      – Отправляйтесь наверх. Присмотрите за входом. Не высовываться, наблюдать от двери. В случае чего разрешаю открыть огонь.

      Гайдук простонал недовольно, но поднялся.

      – Жрать охота – это да, – заявил Котов.

      Эта вульгарная заявка внезапно разрядила напряжение, хотя не все предполагали, что способны что-то проглотить. Я тоже. Но разогрели воду, вскрыли сухпаек. От очага расползся плотный запах горячей жирной пищи.

      В закрытом пространстве легче распространяется иллюзия безопасности. Тогда, в стенах подвала, в атмосфере пара от разваренного мяса и лаврового листа, нами овладело безумие, одно на всех. Мы стали словно на взводе. Поначалу пытались сдержать взрывы беспричинного хохота, трясшего до колик. Тщетные усилия. Поодаль отмалчивался один Ушаков да раненые. Те двое и не могли к нам присоединиться: спали после коктейля обезболивающего с антибиотиком и релаксантом. Их расположили в дальнем закуте, чтоб не тревожить.

      Веселье билось безумным привязанным зверем. Мы живы! Ничего забавного мы не говорили, нас заводило любое слово, сказанное невпопад. Снежный ком катился, нарастая нелепой фразой, полусловом, жестом и даже просьбой повторить. Хохоту дыхания не хватало. И эхо неслось по черным коридорам погреба мощным хором, и от него мерещилось, что нас гораздо больше, чем теперь.

      Что это? Казалось, я все понимаю, но не могу остановиться. Не первую минуту я думаю, что качусь без тормозов, и мне нужна затрещина повесомей…

      – Отставить разговоры! – вдруг крикнул Ушаков.

      Голос его прозвучал тонко и визгливо, будто гавкнул молодой щенок. Мы обсмеяли это истерично, но вскоре иссякли досуха. Встала скрипкая тишина.

      – Довгань, наверх. Смените Гайдука. Сотник, что со связью? – без эмоций продолжал Ушаков.

      – Ноль. Нету, – прошептал осипший Сотник.

      Командир кивнул, будто не сомневался.

      – Наверх с трубой. Составьте компанию Довганю. И продолжайте вызывать! Остальным отбой. Всем остальным отдыхать! Выдвигаемся с наступлением темноты. Попытаемся снять своих с высоты. После всем составом поднимемся обходной тропой и в ночь будем возвращаться к нашему блокпосту.

      Коротко вскинулась волна агрессивного раздражения и схлынула в досаду больше на себя, чем на приказ.

      Бойцы разлеглись на сырых досках пола. Отсеков у нашего убежища было достаточно для всех. Но большинство