Сука. Мария Лабыч

как рыба. В этой элементарной идее таится что-то извращенное. Мне не нравится это слушать.

      – Мстят за то, что дикие. И никакого шанса. Они б отдали жизнь за тебя, а она тебе попросту не нужна. Это больно.

      – Это тупо! – свирепею я.

      – Но это правда. Задумайся, много у тебя общего с такой позицией?

      «Пашшел ты».

      III

      Нас окружили развалины. Во всем Пескове не оказалось ни единой целой постройки. Село имело вид перепаханного артиллерией поля навалов строительного мусора большей или меньшей высотности. Каким-то чудом уцелевший пятачок вставал среди руин. На возвышении застыли невредимые качели на двух высоких столбах с перекладиной. Ждут. Мы обошли их по большой кривой.

      Неотвязное чувство стороннего наблюдения не покидало. Будто прицел перебегает. Ты… теперь не ты… Ощущение поддерживало своеобразное эхо разрушенных улиц, которое кругами водило в мертвой тишине наши собственные звуки. Внезапно дробь шагов кидалась нам навстречу из-за разбитых стен, мы ложились, и разом все смолкало. Двигаясь, интуитивно мы пригибались под защиту разновеликих куч осколков. Нелепая предосторожность! Здесь стало очевидно: с высокой кромки уступа нас видно решительно отовсюду.

      Проснулось сукровичное солнце, и наши силуэты очертило, словно углем на холсте. Мы жаждали укрытия как манны небесной. Между тем искомый магазин я учуяла сразу. Запах кисловатого заводского хлеба за годы насквозь пропитал доски полов и штукатурку, разбросанные теперь в границах полусотни квадратных метров. Подвал под магазином, как и надеялся начвзвода, остался цел. Но я не указала это место Ушакову. Там было столько жителей села, что нам рядом с ними стало бы тесно.

      Когда начался обстрел, их логика была сходна с нашей. Муниципальная постройка. В подвале – надежность и простор. Там они и укрылись. Вскоре выход, представлявший собой простую, окованную толстой жестью дубовую погребную крышку над лестницей, привалило обломками двух верхних этажей. А после начался пожар. Теперь живых там нет.

      Мы продолжали поиск. Проулок за проулком все то же.

      – Никого, на хуй, – осматриваясь исподлобья, сказал рядовой Сотник.

      – Потерял кого? – участливо спросил Котов.

      – Разговоры! – негромко одернул начвзвода и пояснил невпопад: – Наша огневая точка на высоте триста пятнадцать и восемь, к западу от разлома…

      – На хуй точку. Местные где? Эвакуированы?

      – Эвакуированы, братан. Тут близехо. – Котов указал стволом в землю.

      Сотник перешел на сиплый шепот:

      – Кто-то бы все равно остался. А тут никого!

      – Ушли! Подумали-подумали, и чух – в горку. А артиллерия садит так тихо-о-онечко, чтоб никого не зацепить.

      – Скоты. Подонки гребаные. Душить их буду, мразей… – сквозь сцепленные зубы сплюнул Сотник.

      – Котов, Сотник, отставить разговоры!

      – Туда, туда, – настаивала я.

      Ребята озирались, не понимая, что в этой развалине привлекло меня более остального.

      – Туда!

      Взрывной волной крошево стен свезло в сторону от фундамента, расчистив вход. Мы обошли перевернутую половину крыши, нависшие стропила которой походили