Последняя почка Наполеона. Григорий Александрович Шепелев

так объясни тем, от кого зависит, что я – жена полицейского!

      Гюльчихра посмотрела в глаза больной. Они еще были мокрыми, но из них исчезло прежнее выражение.

      – Ты грузинка? – спросила женщина, зорко глядя на медработницу.

      – Я – чеченка.

      – Ах, ты чеченка? Тогда, я думаю, ты меня поняла.

      – Я вас поняла. А где ваш страховой полис?

      – В паспорте он!

      – Нужен городской телефон, – опять обратилась к девушке Гюльчихра.

      Слепая кивнула и повела ее в третью комнату – по всей видимости, в свою. Там было довольно тесно – диван, шкаф, стул, кресло, комод и гитара, висевшая на стене, занимали большую часть пространства, однако, чистенько, ни пылинки. Потолок был в разводах, обои кое-где отошли, телефон стоял на комоде.

      – Как тебя звать? – спросила у девушки Гюльчихра, набирая номер.

      – Анфиса.

      – Как давно ты не видишь?

      – Почти три года.

      – А диабетом болеешь с какого возраста?

      Слепая от удивления заморгала.

      – Как вы узнали?

      – Да ацетоном прет от тебя, как от алкоголика! Это интоксикация. Тебе тоже в больницу надо бы… Алло, здравствуйте! Женщина, москвичка, тридцать пять лет, разрыв прямой кишки в результате травмы. Кровотечение. Нет, вы знаете, она хочет в "Склиф". Ее муж работает в Министерстве Внутренних дел. Хорошо, спасибо.

      Продиктовав паспортные данные пациентки и номер полиса, Гюльчихра связалась с водителем.

      – Алло, Мишка, тащи носилки сюда. Восьмой. Сто шестьдесят третья. Поедем в Склиф. Ну, не знаю.

      Положив трубку, она опять взглянула на девушку.

      – И ты тоже, друг мой, поедешь с нами.

      – В смысле? Куда? – ахнула незрячая.

      – В Институт Склифосовского. У меня там много знакомых. Тебя прокапают физраствором. Вечером я тебя заберу, привезу сюда.

      Анфиса молчала.

      – Ты, вообще сахар контролируешь? – вновь пристала к ней Гюльчихра.

      – Да как вам сказать…

      – Да можешь не говорить, мне и так все ясно. Ладно, пойдем, оденем ее. Сейчас принесут носилки.

      Ольга хранила сосредоточенное молчание, продолжая лежать с упором на локти. Взгляд ее был суров.

      – Вас прооперируют в "Склифе", – сказала ей Гюльчихра, пока незрячая родственница на ощупь извлекала из шкафа белье, колготки, юбку и свитер. – Паспорт и полис кладу на стол. Где сейчас ваш муж?

      – Как – где? – скривила больная рот. – На дежурстве! Я ведь тебе сказала, он – полицейский.

      – Вы заявление писать будете?

      – На кого? – удивилась женщина.

      – На того, кто вставил вам в зад бутылку. Это – умышленное причинение тяжких телесных повреждений. Наказывается сроком до пятнадцати лет.

      Ольга неожиданно пришла в ярость.

      – Да что ты лезешь не в свое дело? Я на тебя скорей напишу – за то, что ты ехала полчаса! Учить она меня будет! Анфиска, слышала? Заявление!

      – Не кричите, а то опять пойдет кровь.

      Больная притихла. Ее успели одеть до прихода Мишки