Красный камень Каррау. o'Daniel Thistle

и пульсировал, норовя схлопнуться. В попытке его удержать у меня ныли зубы, и болел мозг.

      Давид, вместо того чтобы скрыться в безопасности гаража, подбежал ко мне. Схватил за плечи, пытаясь оторвать мои руки от земли, разомкнув шаткий контакт.

      Я зарычал – и он отшатнулся, едва не выскочив за тонкую границу.

      – Стой! – Выдохнул я. – Стой… возьми… этих. В укрытие. Быстро.

      Всадник остановился у дрожащего края сферы. Лошадь поднимала и опускала ноги, перешагивая на месте. Пытаясь войти в преграду, как в воду и проталкивая её сияющей грудью.

      В свете мана сверкнул нож – Давид достал кукри, принимая низкую стойку. Почему-то лицом в другую от всадника сторону.

      Я бросил туда быстрый взгляд.

      Белое сияние приближалось с той стороны тоже. Шаг за шагом, как в марше, из-за гаражей выступил еще один ман: белоснежный всадник на сияющей лошади, с черными провалами в ослепительной белизне – там, где должны быть глаза. Так же медленно поднял на плечо копье.

      И еще один – с другой стороны.

      И еще один.

      Они стекались отовсюду. Трое. Четверо. Семеро.

      Давид сглотнул, а потом выругался.

      Мой круг был слаб, но я держал его. Выворачивал наружу Тень – но она захватывала больше, чем давала. Как всегда. Накатило такое головокружение, что я бы упал, если бы уже не стоял на коленях.

      Линии города прогнулись, отвечая на силу моего круга – и ударили по нему оттянутой тетивой. Сорвав напрочь. Я закричал, когда граница лопнула – лишая меня влитой в нее силы. Словно лопнувшая артерия, и из нее хлещет, хлещет, хлещет, пока не заткнуть пальцем.

      Город, присосавшись, тянул силу через вжатые в его землю ладони. Я оттолкнулся, но не смог встать.

      Больше не сдерживаемые барьером, маны рванули к нам.

      Давид схватил меня подмышки и дернул вверх. Он пытался удержать меня, когда копье ближайшего всадника врезалось в его грудь. Прозрачное, сияющее, с пылинками, что бились в нем, – как в солнечным луче, из которого выпили тепло.

      Давид, с копьем-лучем в груди, отбил кукри занесенный над головой меч. Звон стали о сталь – и сорванный нож улетел в сторону. Я отскочил, сбросив потяжелевшую руку парня, чтобы он не увлек меня с собой.

      Давид упал на голодную землю. Она всегда принимает смертных – ибо они из нее вышли. Из глины, мотков волос, из влаги и тьмы. Меня накрыл холодный электрический поток: смерть-жизнь, отпущенная из тела, как взрывная волна ядерной бомбы. Такая же мощная. Энергия закручивалась, разделяясь: что-то вверх, что-то вниз.

      Лошадь мана распахнула черный рот в беззвучном крике. Попятилась, отступая от вихря смерти и топчась по телу Давида, и не оставляя на нем ран.

      Я отшатнулся тоже. Электричество пронизало каждый нерв в теле, отбросило слабость и головокружение, и даже Тень на пару секунд оторвалась от меня.

      Впитать это. Выпить. Стать больше, стать сильнее. Неважно, что убил его не я – я могу впитать его жизнь и силу. Он был силен, этот парень с татуировкой