Белый Волк. Горные духи и дети луны. Ярослав Толстов

заявлении была, значительная доля правды. Убивать, какое бы то ни было, живое существо никогда не было для меня удовольствием, но от осознания того, что некоторых людей больше нет на этом свете, я временами, ощущала глубочайшее удовлетворение.

      Со шприцем Адам управлялся профессионально, боли, практически, не было, и, почти сразу, мир стал менее четким, а затем мой взор заволокла нежно-лиловая дымка, сквозь которую проступило, до боли, знакомое лицо.

      «Алешка!» – позвала я его, а он улыбнулся своей открытой, мальчишеской, улыбкой и протянул мне руку.

      Бежать и быть не в силах догнать того, кто уходит от тебя, кричать, без надежды быть услышанной, а еще лазоревый туман, в котором вязнут все звуки и движения, и еще ужасающее чувство потери, словно, внутри у тебя вырвали кусок плоти, который не зарастет никогда…

      Открыв глаза, я ощущала именно это, но, одновременно, помнила, что где-то там, во сне, осталось счастье, которое было очень реальным. Или это было на самом деле, только так давно, что я успела забыть это ощущение? Несколько минут я лежала, глядя в потолок, и пыталась осознать свои чувства, а, заодно и разогнать сиреневую дымку, все еще плававшую перед глазами. Затем я села, потрясла головой и обвела взглядом комнату, пытаясь сфокусировать взгляд и осознать, что же именно, из событий прошедшей ночи, было, всего лишь, сном.

      В окно светило утреннее солнце, прохладный ветерок шевелил занавеси, возле приоткрытого окна, на ковре, валялись купальник и полотенце. Тут у меня в голове, словно, что-то щелкнуло, и все встало на свои места. В то же мгновение волна гнева, вновь, нахлынула на меня, я соскочила с постели и, через секунду, оказалась возле двери. Я даже схватилась за ручку, готовая распахнуть ее и броситься на Адама, который, по моим ощущениям, был совсем рядом. Но, в ту же секунду, вспомнила, что где-то там спит Кауа.

      Огромным усилием воли я заставила себя разжать пальцы, побелевшие на дверной ручке, развернуться и пойти в ванную. Ледяной душ, частично, вернул мне самообладание, я закончила утренний туалет, надела джинсы и вышитую блузу, которые валялись здесь с ночи. Подойдя к камину, я не увидела там ни футляра со шприцем, ни своей, шляпной, булавки. Я зло усмехнулась и шагнула за дверь.

      – Новый день, новая жизнь! – приветствовал меня Адам, который, действительно, сидел в кресле, в маленькой гостиной, с книгой в руках. – Судя по звукам изнутри, ты относишься к самой малой части испытуемых, которым удается-таки удержать себя в руках после пробуждения.

      Я провела рукой по своим мокрым волосам, понимая, что выгляжу не лучшим образом, в отличие от него. Адам выглядел так, словно, у него и не было бессонной ночи, а его белые брюки и шелковая рубашка с длинными рукавами выглядели, как всегда, безукоризненно.

      – А ты слишком надеешься на мою силу воли! Ты бы как-нибудь расспросил мужа своей матери о нашей юности, и тогда поймешь, что у нас с ним гораздо больше общего в отношении к жизни, чем тебе бы хотелось! А сдержала я себя, исключительно,