Интервью для Мери Сью. Раздразнить дракона. Надежда Николаевна Мамаева

предложения, а просто смотрела на текст.

      Они искали какую-то кнессу с печатью. В голове сразу же всплыл образ здоровенного штампа, которым ставят оттиск «оплачено». Но что-то мне подсказывало, что это не он. А потом до меня, как посылка до адресата, отправленная по почте России, дошло: эта змея на моей шее… Разбойник ведь именно в горловины рубах и заглядывал.

      У моей головы было одно свойство, которое я до этой секунды считала достоинством. Она была богата на всякую правдоподобную фантазию. Конечно, без такого полезного навыка журналистом, увы, не быть (во всяком случае, успешным – так точно), посему эту способность я даже оттачивала. Но сегодня чересчур резвое воображение, получившее нехилую порцию адреналина и вагон непереживаемых (для обозников, которые, увы, полученные впечатления не смогли совместить с собственной жизнью) и непередаваемых (или передаваемых в основном матом у меня) впечатлений, сыграло злую шутку.

      Это самое воображение, словно костяшки на счетах, отщелкало неутешительную сумму моего долга фортуне, которая решила каким-то чудом оставить меня в живых.

      Выходило, что в обозе ехала эта самая кнесса, девушка далеко не бедная, и везла с собой печать. Вернее, змею. Или нашейный обруч… Тут я слегка забуксовала, поскольку разум все еще отказывался верить в то, что змеевна, живая и вполне бодро ползающая, способна стать металлическим украшением. Но факты были на лицо, вернее, на моей шее. А посему женская логика, которая тем и хороша, что может криками, скандалами, слезами или простым «а почему бы и нет?» заставить замолчать даже законы физики, просто приняла случившееся как данность. И я стала, прислушиваясь к разговорам налетчиков, лихорадочно складывать мозаику событий дальше.

      Судя по тому, что обезглавили девушку в богатом одеянии, ее и приняли за кнессу. А настоящая, получается, ехала в обозе, но под видом простого мальчишки? Значит, переодевшаяся подозревала подобный исход. Или на нее уже были нападения?

      В общем, так или иначе, но та, в монисте, сыграла роль столь любимой многими журналистами водоплавающей птицы – утки. Подсадной и весьма убедительной на свою же голову.

      Меж тем время шло. Головорезы, не находя искомого, все больше злились. Я бдела в камышах.

      Самым сложным в засаде оказалось даже не сидеть тихо: ведь страх умеет хорошо парализовывать, почище двустороннего инсульта. И даже не бороться с собственными мыслями, которые норовили пуститься галопом, погрузив тем самым хозяйку в панику и выдав с головой. Вовсе нет. Самым сложным было не задрыгнуть в воде, что показалась мне сначала весьма теплой. Не парное молоко, конечно, но и не та волна паводковой мути, что не намного теплее крещенской проруби.

      А еще я выяснила, что в данной речке вода не просто чистая, а экологически чистая. Как? Мной решила подзакусить пиявка. Говорят, что эти твари обитают только в чистой пресной воде. Вот когда я пожалела, что сижу не в озерце с масляной пленкой. Хотя… где бы я тогда спряталась?

      Камыши ведь тоже бы в столь «облагодетельствованной»