Колымские рассказы. Стихотворения (сборник). Варлам Шаламов

слез.

      Мы вошли в дорожную трассовую столовую.

      Трасса – артерия и главный нерв Колымы. В обе стороны беспрерывно движутся грузы техники – без охраны, продукты с обязательным конвоем: беглецы нападают, грабят. Да и от шофера и агента снабжения конвой хоть и ненадежная, но все же защита – может предупредить воровство.

      В столовых встречаются геологи, разведчики поисковых партий, едущие в отпуск с заработанным длинным рублем, подпольные продавцы табака и чифиря, северные герои и северные подлецы. В столовых спирт здесь продают всегда. Они встречаются, спорят, дерутся, обмениваются новостями и спешат, спешат… Машину с невыключенным мотором оставляют работать, а сами ложатся спать в кабину на два-три часа, чтобы отдохнуть и снова ехать. Тут же везут заключенных чистенькими стройными партиями вверх, в тайгу, и грязной кучей отбросов – сверху, обратно из тайги. Тут и сыщики-оперативники, которые ловят беглецов. И сами беглецы – часто в военной форме. Здесь едет в ЗИСах начальство – хозяева жизни и смерти всех этих людей. Драматургу надо показывать Север именно в дорожной столовой – это наилучшая сцена.

      Там я стоял, стараясь протискаться поближе к печке, огромной печке-бочке, раскаленной докрасна. Конвоиры не очень беспокоились, что я сбегу, – я слишком ослабел, и это было хорошо видно. Всякому было ясно, что доходяге на пятидесятиградусном морозе некуда бежать.

      – Садись вон, ешь.

      Конвоир купил мне тарелку горячего супа, дал хлеба.

      – Сейчас поедем дальше, – сказал молодой. – Старшой придет – и поедем.

      Но рябой пришел не один. С ним был немолодой боец (солдатами их еще в те времена не звали) с винтовкой и в полушубке. Он поглядел на меня, на рябого.

      – Ну, что же, можно, – сказал он.

      – Пошли, – сказал мне рябой.

      Мы перешли в другой угол огромной столовой. Там у стены сидел, скорчившись, человек в бушлате и шапочке-бамлагерке, черной фланелевой ушанке.

      – Садись сюда, – сказал мне рябой.

      Я послушно опустился на пол рядом с тем человеком. Он не повернул головы.

      Рябой и незнакомый боец ушли. Молодой мой конвоир остался с нами.

      – Они отдых себе делают, понял? – зашептал мне внезапно человек в арестантской шапочке. – Не имеют права.

      – Да, душа из них вон, – сказал я. – Пусть делают, как хотят. Тебе что – кисло от этого?

      Человек поднял голову.

      – Я тебе говорю, не имеют права…

      – А куда нас везут? – спросил я.

      – Куда тебя везут, не знаю, а меня в Магадан. На расстрел.

      – На расстрел?

      – Да. Я приговоренный. Из Западного управления. Из Сусумана.

      Это мне совсем не понравилось. Но я ведь не знал порядков, процедурных порядков высшей меры. Я смущенно замолчал.

      Подошел рябой боец вместе с новым нашим спутником.

      Они стали говорить что-то между собой. Как только конвоя стало больше, они стали резче, грубее. Мне уже больше не покупали супа в столовой.

      Проехали еще несколько часов, и в столовой к нам подвели еще троих – этап, партия, собирался уже значительный.

      Трое