Восстание Ника. Анатолий Алексеевич Гусев

и не искупил грехи человеческие. Тяжело умирать, не зная, что воскреснешь! А мы все воскреснем!

      – Хорошо Богу было умирать, зная, что через три дня воскреснет – сказал Прокл.

      Аврамий посмотрел на парня осуждающе, а Ориген сказал:

      – Это богохульство, сын.

      – Да я ничего – пожал плечами Прокл. – Я так.

      – В прошлом году наш василевс – продолжил Ориген, обращаясь к Аврамию, – пригласил в Город монофизитских епископов, Фотий правильно говорит, целый дворец заняли, который, кстати, принадлежит Феодоре. Так ли он поддерживает православных?

      – Поддерживает – твёрдо сказал Аврамий.

      – Поддерживают – сказал Фотий. – Юстиниан поддерживает православных, а Феодора – монофизитов. Ортодоксы идут с жалобами к василевсу, а монофизиты жалуются василисе, а выгоду получают оба супруга. Это как если бы твоя супруга от какого-то бездетного дядюшки получила бы землю. И тебе бы с этого тоже была бы выгода, Ориген.

      – Так же как и наоборот – согласился Ориген. – Но с другой стороны, монофизиты выручили Феодору в Александрии. Она им просто благодарна. Память у неё хорошая. А наш василевс к ней прислушивается.

      – Ещё, какая хорошая память – сказал Фотий и перешёл на шёпот – Вы знаете, когда наша василиса ещё не была василисой, а торговала своим телом и выступала в театре, многие ею пользовались. Но сейчас вы не найдёте ни одного, кто мог бы этим похвастаться.

      – Так не мудрено. Больше пятнадцати лет прошло с тех пор.

      – Меньше – сказал Фотий, – но не в этом дело. Она их всех!

      И он показал характерный жест.

      – Наказание по грехам – назидательно сказал Ориген, – не надо было ходить в такой театр и глазеть на обнажённое женское тело. Сидели бы дома около жены и смотрели бы не её тело, если заняться больше нечем. Тем более что сейчас Феодора ведёт себя целомудренно.

      Ориген посмотрел на своего сына Прокла и добавил:

      – Вот сын, не греши смолоду, что бы в старости не каяться. А то вот не бреешься, хвост отпустил…

      – Все так ходят, отец – ответил юноша лет восемнадцати.

      Тем временем прасины поднялись по лестнице к воротам. По обычаю, сам василевс не разговаривал с народом. Его устами был специальный человек – мандатор. И просители к нему обращались как к самому императору. Мандатор доложил, кто стоит перед императорской ложей.

      Прасины выстроились цепочкой, что бы передавать разговор с василевсом на трибуны.

      Зенон, подняв вверх голову, начал:

      – Многие лета, Юстиниан-август, да будешь ты всегда победоносным! Меня обижают, о, лучший из правителей! И видит Бог – нет сил терпеть. Я боюсь назвать обидчика, ибо он венед, а я – прасин, а суды все на стороне венедов.

      – Кто он? Я не знаю его – устами мандатора ответили из императорской ложи.

      – Моего обидчика, трижды августейший, можно найти в квартале сапожников.

      – Вас никто не обижает!

      В ложе императора находились ещё и его приближённые, и говорить мог кто угодно, а мандатор обязан