Смерть Вазир-Мухтара. Юрий Тынянов

съежился и покосился на Грибоедова.

      – Прочтите, – крикнул он вдруг, – из «Гулистана» стихи из рассказа семнадцать.

      – «Не подходи к двери эмира[136], везира и султана, не имея там тесных связей: швейцар, собака и дворник, когда почуют чужого, один хватает за ворот, другой за полу».

      – Передайте по-русски лучше, – сипел, надорвавшись, Сеньковский.

      Ученик молчал.

      – По-русски это передано в прекрасных стихах, ставших уже ныне пословицей, – сказал Сеньковский важно:

                        Мне завещал отец[137]:

      Во-первых, угождать всем людям без изъятья —

      Хозяину, где доведется жить,

      Начальнику, с кем буду я служить,

      Слуге его, который чистит платья,

      Швейцару, дворнику, для избежанья зла,

      Собаке дворника, чтоб ласкова была.

      И профессор сжался в комочек с отчаянным видом. Грибоедов насупился и посмотрел на него холодно. Но с отчаянным вызовом сжавшийся в комочек Сеньковский, с затопорщившимся галстучком, на котором уныло торчала булавка – эмалевый купидон, – злой и какой-то испуганный, одинокий, вдруг стал до крайности забавен.

      Грибоедов сказал с открытой, почти детской улыбкой:

      – Иосиф Иоаннович, вы слишком строги.

      Разноплеменная профессура мягко улыбалась. Крики разбоя и жесты маленького деспота становились невозможны. Академик очнулся и тоже улыбался.

      – Сознаюсь, сознаюсь, – сказал томно Сеньковский, – каюсь, Александр Сергеевич. – Он еще пожеманился.

      И все кончилось мирно.

      – Переведите мне, – говорил в нос, но очень любезно Сеньковский, – из Ааша[138].

      Он протянул: «А-а-ша» уже совершенно по-светски, даже как-то по-дамски.

      – «Как ослепительна белизна ее тела, – читал высоким голосом ученик, – как длинны и густы ее волосы! Как блестят ее зубы! Медленна и спокойна ее походка, как шаг коня, раненного в ногу. Когда она идет, то величественно колеблется, подобно облаку, которое тихо плавает в воздухе. Звук ее украшений как звук семян ишрика, качаемого ветром…»

      – «Она сложена так нежно, – грустно прервал его Сеньковский, – что даже ни разу не может посетить своей соседки без усилия и напряжения».

      – «Когда она немного поиграет со своей подругой, все ее тело приходит в трепетанье», – добавил боязливо ученик.

      – «Ах, – вздохнул Сеньковский, – собственно, едва я увидел ее, тотчас и полюбил. Но увы, – покачал он головою, – она пламенеет к другому. Так делим мы все одинаковую участь, – мелко покачивал он головой, – так чувствуем все мучения любви, и каждый, – он поучительно повысил голос и сунул пальцем в воздух, – или, вернее, всякий попадает в те сети, которыми сам опутывал других».

      – «Я томлюсь желанием…» – начинал ученик.

      – «…видеть, – прервал его Сеньковский, – раскрашенные руки любезной…» Очень хорошо. Можете садиться.

      В министерской зале, где происходил экзамен, боевой клекот

136

Эми́р – правитель, глава государства, военачальник в некоторых мусульманских странах Востока и Африки.

137

Мне завещал отец… – слова Молчалина из «Горя от ума».

138

Ааша́ – Аль-Ааша (Абу Басир Маймун ибн Кайс аль-Бакри; 530 – ок. 629), арабский поэт.