Смерть Вазир-Мухтара. Юрий Тынянов

учеников был вид недоверчивый, заморенный и жадный. Их отделяла пропасть от стола, за которым сидели знаменитости. Речи Негри, отвечавшего академика и болтнувшего вне очереди Шармуа были для них просто пыткой перед казнью.

      Гостям – дорогим почетным и знаменитым гостям, – как сказал Шармуа, предложили экзаменовать.

      Грибоедов отмахнулся, и его оставили в покое.

      Зато Сеньковский сразу же принялся за дело и быстро вошел во вкус. Резким криком он задавал вопросы ученикам, которых, как магнит, тянул к столу неразборчивый голос директора.

      – По какой причине бедуинские[132] стихи хороши, по собственному мнению бедуинских поэтов?

      Ученик говорил тихо и обиженно, что, по мнению бедуинских поэтов, их стихи хороши по той причине, что они кратки и хорошо запоминаются.

      Сеньковский фыркнул:

      – Не то! Главной причиной бедуины выставляют то, что у бедуина не бывает насморка.

      Ученик был поражен.

      – Какой синоним в поэзии аравитян есть для слова «счастье»?

      Ученик запамятовал.

      – Все, что низменно и влажно, – кричал Сеньковский, – у них довольство и счастье! Все, что холодно, – превосходно.

      Лицо у Шармуа вытянулось – это был его ученик. Все, за исключением Грибоедова и доктора, были недовольны. Придираться на официальном экзамене было отсутствием государственного такта. Грибоедов ждал, что будет дальше. Доктор с удовольствием смотрел на заморенного ученика.

      – Кто лучше пишет стихи: оседлые и спокойные аравитяне или же бродячие и воинственные? – кричал в воздух Сеньковский.

      – Оседлые и спокойные, – ответил благонравно ученик.

      – Кочевые! – кричал в воздухе Сеньковский. – Разбойники, нищие, воины. Поэты аравитян презирают оседлых, они называют их толстяками, что на языке сухого, тощего бедуина значит: «трус», «лентяй», «мерзавец». Перейдем к текстам! – крикнул он, выругавшись.

      Шармуа с татарином и персом успокоились.

      Так начались в невыразительной министерской зале арабские зияния и удушливые придыхания персидских гласных.

      Появились Мугальгиль, утончитель речи, бегуны Шанфари[133] и Антар из поколения Азд и сам Амру-ибн-Кельтум.

      «…Когда вестники смерти произносили имя, я закричал им: „И земля еще не трясется? И горы еще стоят на своих основаниях? О мой брат, кто, как ты, мог возбуждать и вести всадников в величайшие опасности! При тебе, как у юных дев окрашены пальцы розовым соком хены[134], так у каждого всадника конец копья обагрен был вражеской кровью“».

      Сеньковский прерывал бормотание учеников и сам кричал, захлебываясь, старые слова.

      Он кричал словами Шанфари:

      – «Отвяжите ваших верблюдов, уезжайте, не ждите меня! Я пристану к обществу диких зверей, что в пещерах и скалах! Все готово к вашему отъезду. Луна освещает пустыню. Верблюды оседланы. Подпруги натянуты. Вы можете сразу пуститься в путь. Ждать вам нечего. А я остаюсь здесь, я остаюсь здесь один!» – Он ударил себя в грудь.

      Лицо

132

Бедуи́н – букв.: «обитатель пустыни», житель арабского мира, кочевник.

133

Шанфа́ри – один из наиболее прославленных арабских рыцарей (фарисов), поэт.

134

Хе́на – хна.