Гридень. Из варяг в греки. Валерий Большаков

утром продолжили.

      Было свежо, а стекол тут не знали. Бажена – так звали мою неожиданную подружку – гибко встала, потянулась так, что я опять чего-то захотел, и отдернула плотную занавеску. Девичье тело засияло в розовом зоревом свете, и я даже про утехи забыл – лежал и любовался.

      – Ты очень красивая, – сказал я.

      Бажена томно улыбнулась. Вернулась ко мне на полати, присела, наклонилась и поцеловала – не страстно, а нежно и ласково.

      И я начал мучительно думать, что же мне делать, как поступить.

      Мне казалось, что девушка отдалась мне лишь для того, чтобы подзаработать. Здесь, в этом времени, иное отношение к любовным утехам – поповщина еще не подпортила естественный взгляд на секс. Но и разврата, тотального блуда, в котором церковники всегда винили язычников, тут тоже не замечалось.

      Существовала целостная, стройная и строгая система обычаев и табу, поступиться которыми нельзя – тебе же хуже будет, здоровью твоему, мужчина ты или женщина.

      Вот я и мучился. Как мне отблагодарить Бажену? Просто заплатить ей? А вдруг это обидит ее?

      Мне вовсе не хотелось делать девушке больно. И тут меня озарило – я вспомнил, что в моем кошеле не только дирхемы с динарами. Там еще лежала серебряная проволока, от которой можно было отрубать кусочки-рубли, несколько колец и перстень с изумрудом. Здесь он называется смарагд.

      Я мигом сунул руку под подушку, порылся и вынул перстень.

      Взял руку Бажены и со словами «Это подарок!» надел ей украшение на палец. Глаза девушки округлились, ротик тоже, и она выдохнула:

      – О-о!

      И бросилась меня целовать. Да так, что у меня кровь закипела, и мы снова стали барахтаться…

      Глава 6,

      в которой я знакомлюсь с тёзкой

      Гостиный двор я покинул, оставляя в душе и теле приятные воспоминания. Тогда же у меня родилось чувство странной причастности к этому миру.

      В принципе, ничего удивительного – вокруг лежала та же земля, что и в далеком будущем, и заселяли ее те же люди. Разве что понятие «Родина» было для них иным.

      Словом «русь» в этом времени обозначали одно из племен, князей которого местные призывали, чтобы те правили ими, гоняли ворогов и порядок наводили. А общего названия для всех, живущих вдоль пути из варяг в греки, не существовало.

      Жили тут «финны», то бишь финно-угры – карелы, весины с чудинами, меряне, голядь и водь, ятвяги и подданные жрецов криве, записанные Нестором в какие-то кривичи; скандинавы – нореги, даны и свеи; тюрки – северяне-савиры и булгары-ульчилары, которых тот же летописец окрестил уличами, а в степях озоровали печенеги, совсем недавно откочевавшие из-за Волги. Национализм только-только зачинался, для тех же новгородцев киевляне или москвичи были чужаками.

      И первой силой, собирающей столь разные племена в единый народ, должен был стать меч – Олег Вещий был твердо намерен продолжить дело Рюрика.

      На ум мне пришла мысль о второй силе – вере. С каким бы предубеждением я ни относился к христианству, но это была единственная религия, подходящая всем народам будущей