Динамическая сущность характерологии В. О. Пелевина. Дмитрий Валерьевич Нечепуренко

читать романы и трактаты по отдельности. И С. Кузнецов, безусловно, прав, когда говорит, что метод Пелевина (путь «священной пародии») – не изобретён им самим, но это не «пародия», а именно серьёзное, законченное в традициях дзэн, произведение о вечном с эффективнейшими средствами практического, непосредственного психофизического воздействия на читателя для изменения его в лучшую сторону.

      В статье «Галлюцинации Пелевина» её автор В. Васютина честно признаётся, что не понимает творчество В. О. Пелевина и при всём желании не может обнаружить, чем здесь восхищаются другие. Не совсем последовательно в высказывании писателя о своей дате рождения («я склонен думать, что вообще не родился») она усмотрела параллель между В. Пелевиным и маркизом де Садом, когда здесь налицо демонстрация Пелевиным дзэнского мышления. Но критик даже стала развивать свою мысль дальше (историко-литературная справка о де Саде), хотя это уже совсем другая эстетическая традиция. Она пишет, что хочет разобраться: Пелевин – гений, или просто модный писатель. Также признаётся, что сама она лично мало что обнаружила из того, что слышала о книгах В. Пелевина:

      «…В них содержится и яд, и противоядие (только не понятно от чего…). Это четыре стихии, собранные вместе, концентрированная энергия, не дающая расслабиться ни на миг. (Лично мне опять не понятно, о каких стихиях шла речь, ничего такого я не приметила)» [56].

      Критик даже просит, чтобы кто-нибудь объяснил ей ключевые для понимания философского пласта произведения высказывания героев: «…красота достижима, но только сама в себе, а то, чего ищет за ней опьяненный страстью разум, просто не существует». Или в конце статьи:

      «В заключение добавлю: как я ни силилась понять смысл романа, он для меня останется тайной на веки вечные! А может, никакого смысла и нет?» [56].

      В статье отмечается обилие персонажей: «Здесь есть все: и японские самураи, и умалишённые, и Шварцнеггер и Просто Мария, барон Юнгер, пулемётчица Анна и даже новые русские, обсуждающие полномочия "внутреннего ОМОНа”, в общем, каша, маслом масленая». Так же, как и Кузнецов, она выделяет «учителя» Чапаева, и Петьку Пустоту − ученика, которому первый пытается раскрыть истинную природу мира. Замечание критика говорит само за себя: «Но это уже не для средних умов!». Также она отмечает, что произведения Пелевина могут показаться бредом, абсурдом:

      «Дойдя до прочтения этого момента, у меня сложилось впечатление, что писатель просто начал бредить или стал видеть какие-то галлюцинации. Но может быть и так, что я сама чего-то недопонимаю!» [56].

      В статье говорится и о бедности языка писателя и его героев, приводятся примеры: «…чтобы восстановить дыхание, я сделал дыхательное упражнение»; «не знаю даже, что сказать, – сказал он»; «открыв дверь, я сел на сиденье рядом с ним…».

      В статье Б. Парамонова «Пелевин – муравьиный лев», по сути, даётся точное, некритическое переложение статьи о Пелевине