Страна, в которой меня не должно быть. Brangusis Brangusis

бесшумно подкрался неизвестно когда и стоял тут неизвестно сколько.

      – Теперь ты меня ненавидишь, да? – сказал тот печально, не поднимая головы.

      – Оставьте меня в покое! – Курт сорвался-таки в истерику и бросился мимо него за своей сумкой, потом в два прыжка оказался в гэнкане, вытянул из гэтабако (*Обувной шкаф) свои кеды и принялся наспех обуваться. – Вы меня убиваете! Вся ваша страна меня убивает! Я так больше не могу! Я ухожу!

      Кицуне и его мама просто в немом страхе наблюдали за ним и не решались что-либо предпринять. Лишь когда их экстравагантный гость хлопнул дверью и на всю планету затопал кедами в сторону лифта, мать со слезами бросилась сыну на плечо.

      – Прости меня, Кицуне-тян! Ты впервые привел в дом гостя, а я оказалась такой ужасной хозяйкой!

      – Мама, все хорошо! – ласково сказал ей Кицуне и отстранил, нетерпеливо, но мягко. – Я должен его догнать.

      Когда сын скрылся за дверью, женщина зарыдала еще сильнее. В это трудно поверить, но это были слезы счастья. Ведь ее Кицуне-тян впервые бросился в погоню за своим гостем, а не в ванную комнату – резать на себе кожу.

      Курта Кицуне, конечно же, не догнал. Черт из Англии оказался настолько быстрым, что когда Кицуне вышел из комплекса, тот уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу на станции метро в ожидании поезда, на котором они приехали сюда после того, как решили прогулять занятия. Поскольку других маршрутов Курт не знал, он доехал до университета. Ревел всю дорогу. На него все пялились, а он ревел. Он шел мимо университета и ревел. Перешел на другую станцию и сел в поезд, на котором ездил на курсы. И там ревел. Японцы таращились на него, позабыв о своих газетах и мобильных телефонах. А он все ревел. До занятий оставалось несколько часов. Курт бродил по округе и ревел. Забрел в какой-то сквер, завалился на самую дальнюю скамейку и ревел, ревел, ревел. К началу занятий, к счастью, успокоился. После вернулся домой, где с ним случилась еще одна истерика и он собрался улететь в Лондон. А потом он купил себе роликовые коньки и познакомился с Акумой Катайей. И только ночью перед сном до него дошло, какой же он все-таки неуравновешенный психопат!

      Кицуне Митсюзаки боялся, что красавчик и его свита снова начнут его донимать перед началом занятий, но когда увидел своего заступника Курта Хартлесса, сидящего в первом ряду и закинувшего ноги на стол, вздохнул с улыбкой облегчения. На самом деле, это было странно, ведь иностранец обычно приходил позднее.

      – С добрым утром, – поздоровался Кицуне, уважительно ему поклонившись.

      Курт приоткрыл один глаз, увидел его, переполошился, как ненормальный, подорвался с места, чуть не опрокинув стол, на ходу выдернул наушники, которые так и остались болтаться из кармана до самого пола, и, в конце концов, порывисто обнял Кицуне своими бесцеремонными тощими лапами, заскулив скороговоркой:

      – Я как раз тебя ждал! Мне так жаль за вчерашнее! Я не знаю, что на меня нашло! Чужая страна, чужой язык, все чужое, у меня просто нервы сдали! Я знаю, это не оправдание, но мне, правда, очень-очень жаль! И мне так