Филарет. Историческая повесть в стихах. Татьяна Гаврилина

иями распоров на части

      Небесный свод, обрушилась вода!

      Дождь лил и лил. Тянулись дни, недели….

      Народ терял терпение:

      – Когда прояснеет?

      Но за сырым апрелем

      Последовал такой же гиблый май.

      Поля прокисли, слабенькие всходы

      Овса, пшеницы, ржи – весь урожай

      Гнил на корню из-за дурной погоды.

      На хлеб, что сохранился в закромах

      Впрок, на посев, купцы взвинтили цены,

      И голод мял и тер на жерновах

      Истории и день, и ночь в три смены

      Людские жизни. И народ взроптал!

      Усилились погромы и разбои,

      И всяк, кто на ногах был, стар и мал

      Шел бездорожьем со своей бедою

      В Москву – к царю с протянутой рукой

      В надежде раздобыть кусочек хлеба,

      Но наливалось новою грозой

      И новым ливнем пасмурное небо.

      И не было конца такой весне.

      Крестьяне вымирали деревнями.

      И вся дорога, что вела к Москве,

      Пестрела бездыханными телами.

      Над городом повис тлетворный смрад,

      Им пропиталось каждое жилище.

      – Царь – душегуб! Он в бедах виноват!

      Он – Годунов¹! – злословил каждый нищий.

      Сошлись на тайной вечере князья

      И давние противники Бориса:

      – Царь духом слаб! Бездействовать нельзя! —

      Решали заговорщики: – Нет смысла!

      – Да и не нашей крови он, мурза!

      – Трон захватил коварством и обманом!

      – Кто против Годунова? Все!!! Кто «за»,

      Чтоб государем Федор стал, Романов?

      Все согласились: – Федор – знатный муж.

      – Романов к трону ближе всех по крови!

      – Он честен сердцем! Он корысти чужд

      И духом храбр, и крепкого здоровья!

      Но Годунов зря время не терял —

      Он поощрял доносы и наветы,

      И сам нередко подло поступал,

      Желая сжить кого-либо со света.

      Борис не первый год жил при дворе.

      Как азиат, он признавал не право,

      А ловкость, хитрость, силу и расчет.

      Ему уже давно мешал Романов.

      Он понимал: Романов – царский брат,

      Пусть сводный, но и этого не мало!

      И за его права горой стоят

      Известные фамилии, и рано

      Иль поздно – люди эти задурят.

      Ну, а травить царей они умеют,

      Всего и дел-то – выбрать нужный яд….

      И царь призвал на помощь казначея

      Не своего – Романова слугу,

      Осыпал его милостью и лаской

      И приказал сокрыть в глухом углу

      Их дома куль с сухой, душистой травкой,

      Потом сложить донос: – «мол, на царя

      Романовы – опасные злодеи

      Готовят лихо – варят втихаря

      Отвар из трав. По виду это зелье

      Не что иное, как смертельный яд».

      Царь протянул кошель:

      – Твоя награда!

      И перевел на казначея взгляд:

      – Теперь ступай и сделай все как надо!

      Сыск учинял окольничий царя.

      Он тряс перед Романовым доносом,

      Тот возражал:

      – Клевещет кто-то, зря!

      Пустое! Вот кладовка. Это просо,

      Это пшеница. Все запасы впрок!

      Хозяюшка, накрой-ка стол для гостя!

      Но гость направил палец на мешок:

      – А это что? Придуриваться брось мне!

      Суд над семьей Романовых был скор.

      Романов Федор силой, по навету,

      Пострижен был и внове наречен

      Перед людьми и Богом – Филаретом.²

      Царь рассудил:

      – Уединенный скит —

      Антониева пустошь… Чем не место,

      Чтоб Филарет был всеми позабыт.

      Нам с ним вдвоем в Москве давненько тесно!

      ПЕРВАЯ ГЛАВА

      Антониев Сийский монастырь

      1601—1604

      I

      – Что встал как столб? Пошел отсюда прочь!

      Да прихвати с собой пустые миски! —

      Монах метнулся к приставу: – Помочь?!

      У! – кулаком затряс он: – Пес Борискин!

      Уйди! Да затвори плотнее