Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том первый. Нелли Шульман

черны, ровно вороново крыло, а глаза сияли нездешней лазурью.

      – И меня батюшка не неволил, – Феодосия удивилась словно затуманенным глазам Прасковьи, – однако тяжело мне Васю забыть, будто вчера все случилось.

      – Но не станешь же ты век одна куковать? Ты не в своем дому сейчас и не в родительской вотчине, надо и свое хозяйство заводить.

      – Дак и сватают все на хозяйство, Прасковья Ивановна, да у кого жена преставилась, и с детками ему не управиться, – отозвалась Феодосия, – а не ради меня самой сватают.

      – Есть один боярин, – Прасковья замялась, – роду хорошего, богатый. Хоша он и вдовец, но сыны у него взрослые. Один монашествует, другой к царю близок, а насчет хозяйства, не ради оного он тебя сватает, а потому, что видел тебя.

      – Но не говорил! – Феодосия смяла в руках царицыну рубашку:

      – Как можно девицу али вдову сватать, и словом с ней не перемолвившись! Не кривая, не косая, и слава Богу! Вдруг я дура набитая, двух слов связать не могу. Впрочем, у вас на Москве это все равно. У вас жены сидят, аки колоды, в теремах, к людям им хода нет.

      – Ты, матушка-боярыня, не серчай, а далее послушай, – мягко остановила ее Прасковья:

      – Боярин тот сродственник мой близкий, и ежели хочешь ты с ним встретиться, то готовы мы с Михайлой пособить.

      – Наедине, что ли? – заалев, ахнула Феодосия: «Невместно же!»

      – Нет, конечно. Но и поговорить, коли друг другу по сердцу придетесь, можно будет. Только, Федосья Никитична, не молоденек боярин-то.

      – Я тоже не слеточек какой, – рассмеялась Феодосия.

      – Вдвое тебя старше, – отозвалась Прасковья:

      – Брат мой двоюродный, Федор Вельяминов. Так что сказать мне ему, боярыня?

      Еще гуще заалев, Феодосия прикусила нежную губу.

      – Хотела б я с ним свидеться, – едва слышно пробормотала она, опустив голову.

      Феодосия вспоминала дни, проведенные в ожидании встречи с Федором, как напоенные дурманом. Взяв что в руки, она сразу все и роняла. Сродственникам она отвечала невпопад, и долго смотрела в майское небо, где вереницей шли белые, ровно сахарные облака.

      Вельяминова она заприметила давно. Могла ли Феодосия не заметить этакого медведя, на голову выше и вдвое шире в плечах, чем остальные бояре? Изредка, на богослужениях, она украдкой, алея щеками, бросала в его сторону быстрые взгляды. Нравился ей боярин Федор, ох как нравился! Был он совсем не похож на покойного Василия Тучкова, невысокого, худощавого, с льняными северными волосами. Васю Феодосия знала с детства, понимали они друг друга с полуслова, и никто не удивился, когда, войдя в возраст, они повенчались. Были они оба спокойные, приветливые, сдержанные, ровно и не муж с женой, а брат с сестрой.

      И любились они с Васей так же, спокойно и нежно, и не ведалось Федосье, что есть на свете любовь иная. Исподволь глядя на Федора, она чувствовала, как тяжелеет ее высокая грудь, раскрываются и влажнеют губы, перехватывает дыхание. Было это совсем по-иному, чем с покойным