Дом с шести до полуночи. Мария Фомальгаут

услугам.

      – На кого… на кого…

      …не договариваю, – рыльце револьвера смотрит мне в лицо.

      Все-таки выжимаю из себя:

      – На кого… работаете?

      – Ну… ну, допустим, на человека-фонаря.

      – И что… есть такой?

      Представьте себе… есть.

      Смотрю на него, думаю про себя – врет, как пить дать, врет…

      Взводит курок.

      Чер-р-р-т…

      Спохватываюсь. Только сейчас понимаю, что нужно делать: хватаю кусок фанеры, кладу на стены, где угол, ну давай же, ну не падай, ну, ну, ну…

      Не падает.

      Держится.

      Умоляюще смотрю на фанерку, ну давай же, давай, оживай уже, фанерка не движется, неужели не получилось, ну же, ну же, ну…

      Человек-потолок оживает.

      Резко.

      Внезапно.

      Стреляет в незнакомца – раз, другой, третий, даже не успеваю крикнуть, что черт побери, не велено убивать виновных, не велено…

      – А вы молодец… – кивает мне человек-потолок, – догадались… потолок из фанерки сделать.

      Хочу ответить что-то вроде – рад стараться, вместо этого спрашиваю:

      – А… а как вы стреляли-то, вы же потолок?

      – Э-э-э, вы не забывайте, я человек-потолок, я и стрелять умею, и много еще что… А то все сразу – человек-потолок, фу, человек-потолок, что он может вообще, а он вон какой…

      – Да вы вообще молодец.

      – Ну вот, доброе слово и человеку-потолку приятно… сами-то отнесете дни на место?

      – Обязательно отнесу, – собираю дни, дни не помещаются в руках, норовят выпасть.

      – Сумку, сумку возьмите, вон, в углу какая-то валяется…

      Вытряхиваю из запыленной сумки мелкий сор, складываю дни, дни, дни, ого, тут и за позапрошлый век есть, да какой позапрошлый, тут и до нашей эры что-то попадается…

      Выхожу на улицу, держусь в свете фонарей, в конце шоссе фонари заканчиваются – зажигаюсь сам. Только пройдя несколько кварталов, решаюсь посмотреть, что я, собственно, похитил. Трехтысячный до нашей эры.. нет, это несерьезно… а вот позапрошлый век надо бы посмотреть…

      Та-та-ма-та-те-те-те!

      – Не надо, не надо, не на-а-а-до-о-о-о!

      Это женщниа.

      Не вижу отсюда, только слышу – женщина.

      – Не на-а-адо-о-о-о!

      Теперь вижу. Ведут, заламывают руки. Их четверо. В белом. Спины ощерились эмблемой безопасности.

      Снова не вижу – отсюда, с балкона, вообще мало что видно, вот прошли они два шага, исчезли за деревом. Женщина визжит что-то про ребенка дома, зря ты, голуба, про ребенка сказала, сейчас и его туда же.

      – Не-е-е-е-е-е-е-ет!

      Визг переходит в звериный рев.

      Снова вижу. Как открывается дверь в стене. Женщину заталкивают туда, в темноту, она еще что-то кричит про ребенка, очень надеюсь, что врет.

      Думаю, какая это по счету.

      Думаю, что счета давным-давно уже нет.

      Смотрю на свои пальцы.

      Не синие.

      Нет, не синие.

      Подношу к свету, померещилась какая-то синева, отчаянно вспоминаю, должна такая синева