боевой и политической подготовки, яркие талантливые личности с привлекательной внешностью и гренадерскими фигурами. Отчислить хотя бы четвертую часть буйных, означило бы ухудшить все показатели, по которым оценивалась работа военного института и одновременно потерять красоту и мощь строевых фаланг на парадах. В один хмурый апрельский день, Павлюков провел прекрасно время в самовольной отлучке. Постоял час в Академии Художеств в позе Геракла, где ему, как лучшему натурщику с античным рельефом гармонично развитых мышц, платили тройную ставку за час, целых восемнадцать рублей. Потом пообедал с шампанским в ресторане на Невском проспекте со знакомой балериной, потом посетил Русский музей. В кармане еще оставалось 4рубля 20копеек, он стоял возле Московского вокзала и думал как лучше их потратить. Вдруг, лицом к лицу, столкнулся с патрулем. Морской офицер и два курсанта моряка смотрели на него в упор и ехидно улыбались, так как физкультурные курсанты краснопогонники были их давними недругами. Павлюков пустился наутек, те бодро рванули за ним. Шансы убежать от преследователей были минимальны по двум причинам: во-первых, Степан был в то время мастером спорта по штанге, поэтому сто метров бегал резво, а вот на длинные дистанции бегать тогда не любил, нормативы по кроссу сдавал еле- еле; во-вторых, он был не в парадной форме, а в повседневной, то есть в тяжелых армейских сапогах на ногах, а моряки летели за ним в азарте погони в легких ботиночках. Тем не менее, двести метров до улицы Жуковского, с дворами – колодцами, описанными Достоевским, Степан промчался с рекордной скоростью и оторвался от преследователей значительно, прохожие перед ним расступались, а патрулю мешали. Павлюков поставил себе оперативную задачу: пробежать метров четыреста по улице до пересечения с Лиговским проспектом и вскочить в уходящий трамвай. Легко задумать, трудно выполнить, ноги, обутые в кирзовые сапоги, стали тяжелыми, воздуху не хватало, а оставалось бежать еще метров двести пятьдесят, он не тратил доли секунд на оглядывание назад, просто бил по асфальту подковами тяжелых сапог и верил в удачу. Вдруг неожиданно заорали две девчонки – школьницы с комсомольскими значками на груди: «Ай, ай, догоняют, догоняют!» Павлюков резко повернулся и увидел в сантиметрах от себя тянущиеся к его ремню офицерские руки в белых перчатках, а матросики заходили с флангов. Пришло ли второе дыхание со страху или что другое, но он с бешеным усилием сделал спринтерский рывок, оторвался метров на двадцать от неугомонных преследователей и заскочил в колодец двора ближайшего дома.
Заскочил в подъезд и толкнул первую попавшуюся дверь, которая чудом оказалась открытой, так как туда только что вошла хозяйка, статная русоволосая женщина лет тридцати. Пока он собирался открыть рот, чтобы объяснить свое вторжение, она его опередила, положила, вдруг, ему руки на плечи и, улыбаясь, сказала: «Здравствуй, Степан! Ты почему такой взмыленный? Два года