45-я параллель. Полина Жеребцова

в небеса.

      – Ах ты, насильник шелудивый! – истерила пожилая женщина. – Оставь в покое невинное дитя!

      – Надо выйти, – сказала мне мама. – Без «скорой помощи» здесь не обойтись.

      – Убери когти! Не кусайся! Не лишай невинности, засранец! – Клавдия Петровна бросила вилы вверх, и они, ударившись о крышу, отскочили обратно.

      Мы вышли на улицу. Пенсионерка рыдала в голос.

      – Что вы кричите, уважаемая Клавдия Петровна? – спросила я. – Вам плохо?

      Соседка посмотрела на нас, как на врагов.

      – Еще спрашивают! – возмутилась она, вытирая слезы порванной варежкой. – Совсем из-под платков мира не видно? Приехали из своей Чечни и не соображаете, что на русской православной земле происходит?!

      – А что происходит? – удивилась мама.

      – Сексуальная революция добралась до нас! – завопила седая женщина, замахав руками так воинственно, что мы предпочли отскочить.

      – Где сексуальная революция? – полюбопытствовала я.

      – На крыше моего дома!

      Мы посмотрели вверх и поняли, что пенсионерка в общем-то права.

      На ее крыше сидели два пушистых клубка, один из которых, более массивный, схватил другого зубами за холку.

      – Насмешили! – сказала мама. – Отчего же кошкам не заняться любовью?

      – Любовью?! – Клавдия Петровна побагровела, надув обвисшие щеки. – Любовью?! Вы так это называете?! Это же пидорасы блохастые!

      – Не ругайтесь! – попросила я.

      – Святые угодники, Царица Небесная, дайте мне сил! Как же не ругаться?! Как не ругаться, люди добрые?! Вы видите большого трехцветного кота? Это Вова. Мой кот-гомосексуалист! Отвратился он от пути Господа, окаянный, пошел по кривой дорожке. А тот маленький, что жалобно пищит, невинное дитятко, отроду шести месяцев, по имени Тихон! Не смей насильничать! Не смей, пидорас проклятый! Уголовник! Паразит! – Последние слова были обращены к Вове, коту с наглой круглой мордой.

      Взывать к морали трехцветного гея с хвостом, похожим на флаг, оказалось бесполезно: зажав тоненько мяукающего Тихона между трубой и стоком на крыше, Вова продолжал развратные действия без малейших угрызений совести.

      – Прямо власть и народ! – сказала мама. – Народ истошно пищит, а власть наслаждается!

      – Эх, – махнула рукой Клавдия Петровна, – не спасла я Тихона от синюшной ориентации! Ведь понравится ему, чую, понравится секс нетрадиционный! И будет он потом с другими котятками это проделывать.

      Подобрав с мерзлой земли вилы, соседка поставила их в угол деревянного прогнившего сарая и ушла.

      – Наверное, нальет себе корвалол, – сказала мама. – А может, чего покрепче хлопнет.

      Мы постояли еще немного под разлапистыми елями и вошли в дом.

      Под вечер к нам постучала заплаканная Клавдия Петровна.

      – Поесть дадите? – спросила она.

      – Добро пожаловать, – пригласила я. – Не разувайтесь, пол бетонный.

      – А то я не знаю, чай, не первый год в этом лесу… – Пенсионерка ловко проскочила в