Мальчишка-командир. Борис Камов

легкий румянец.

      – Ребята, я вот что придумал, – произнес он. – Надо вас поселить вместе у Костиных благодетелей. У тебя, Кисель, появится жилье. И ты поможешь Косте с французским. Да и постесняется дядя при тебе, Кисель, на нем допоздна каждый день ездить. Кость, ты чего думаешь?

      Костя долго не мог произнести ни слова. С гримасой на лице он опускал голову, мотал ею, наконец, выдавил:

      – Н – не з-знаю. Д-дядя ж-жмот больно. 3-захочет ли еще н-нахлебника?

      – Но ты же даром на него работаешь! – возмутился Аркадий. – И сидельцем в лавке, и дворником, и скотником.

      – Б-без него я н-не мог бы у-учиться!

      – А без тебя ему нужно было бы нанять трех работников. Кормить их и платить жалованье. Рискнем? Коля, ты как?

      – Я хоть самого дядю буду учить французскому.

      – Я с д-дядей об этом г-говорить не могу. Он з-за обедом к-как зыркнет – я к-кладу кусок хлеба об-братно.

      – Ладно, я сам поговорю, – заключил разговор Голиков.

      Кудрявцев привел приятелей к двухэтажному облезлому дому с деревянными колоннами, к которому примыкала тесная, в два окошка лавка. В одном окне был выставлен хомут, в другом – чересседельники, потники, веревочные вожжи и иная сбруя. Из приоткрытых дверей пахло гниющей кожей и дегтем.

      У крыльца Костя подал знак, чтобы товарищи понезаметней проскользнули в дом, – опасался, что дядя тут же посадит его караулить покупателей. Ребята вошли в полутемную прихожую, старательно вытерли о коврик ноги. Испуганная непривычным шумом, по лестнице стремительно спустилась немолодая женщина в накинутом на плечи платке – Костина тетя.

      – Здравствуйте, Екатерина Васильевна, – сказал Аркадий, снимая фуражку. – Мы Костины товарищи…

      Киселев тоже снял фуражку и поклонился.

      – Милости прошу, мальчики, раздевайтесь, – растерянно ответила женщина: гости в этот дом заходили редко.

      Ребята прошли в мрачную гостиную с толстыми плюшевыми портьерами на окнах. Плюшевой скатертью с кистями был накрыт и стол. В углу высился массивный, до потолка, буфет. По стенам висели портреты в рамах, где темнели осанистые лики знающих себе цену мужиков с расчесанными бородами и увесистыми медалями на шеях и раскормленных женщин в платьях со стоячими воротниками и золотыми медальонами. В этой галерее Аркадий разглядел снимок самой Екатерины Васильевны в скромной самшитовой рамке. С фотографии смотрела миловидная девушка с бесхитростным, полным ожидания лицом.

      – Хороший снимок, – похвалил Аркадий.

      – Узнали? – искренне удивилась Екатерина Васильевна. – Это в день окончания гимназии.

      – Вы и сейчас очень похожи, – сказал Аркадий. Это была правда.

      – Что вы, Аркаша, – залилась краской Екатерина Васильевна. – Я уже старуха. Какой вы, однако… Я вам лучше принесу компот.

      И она торопливо ушла.

      – А ты говорил, жмоты! – повернулся Аркадий к Косте.

      – Т-так то ж т-тетка, она н-ничего.

      Екатерина Васильевна возвратилась с подносом, на котором стояли три фаянсовых