.

на плащ-палатку немецкие автоматы, сумки с магазинами, на столик поставили рацию.

      – Я со своим пойду, – упрямо заявил Дубиняк. – Я своего «папашу» ни на какого немецкого фатера не променяю.

      Сосновский ему не возразил, хотя понимал, что во вражеском тылу вражеское оружие практичнее, хотя бы в отношении боеприпасов.

      – А это для вас, – сказал старшина Сосновскому и Симе, протягивая вещмешки, – примерьте. Форма немецкая. И «парабеллум» для господина обер-лейтенанта.

      Сосновский брезгливо накинул шинель с нашивками фельдфебеля, Сима привычно – офицерскую. Дубиняк, взглянув на него, даже присвистнул. А Кочетов сказал:

      – У меня, товарищ старший лейтенант, прямо руки зачесались «языком» вас в штаб доставить.

      – Хорошо – не расстрелять, – холодно улыбнулся неузнаваемый Сима. И что-то презрительно добавил на немецком языке. Тощий ариец, с надменным и одновременно пустым взглядом.

      И в который раз порадовался Сосновский такому надежному, талантливому напарнику. Из тех, кому доверяешь больше, чем самому себе.

      Разобрали оружие, проверили, подогнали ремни. Кочетов повозился в углу с противогазом, изрезал зачем-то маску на ленты. Сосновский сделал ему замечание. Сима внимательно изучил офицерскую книжку, которую вручил ему старшина. Старшина же забрал некоторые личные вещи: документы, письма, ордена. Наград мало было, у оперов они на Петровке, в сейфах хранились.

      Явился вестовой от командира разведроты, доложил:

      – Все готово, товарищ капитан.

      Холодком от его слов в теплом, уже обжитом закутке потянуло.

      – Двадцать минут на сборы! – скомандовал Сосновский.

      Да какие там особые сборы. Маскхалаты подогнали еще накануне, лыжи с лямками стояли снаружи у стены. Покурили на дорожку. Вещмешки – за спину, автоматы – на грудь. Попрыгали. Ничто не гремит, не брякает. Пошли.

      Дубиняк на секунду вернулся, хозяйственно лампу на столе загасил. И больше никаких следов пребывания группы в старой конюшне не осталось.

      Вытянулись в строчку, зашагали на позиции полка. Шли молча, тихо, только снег поскрипывал под валенками, да порой шелестели завязки маскхалатов по плечам.

      Ночь безлунная была (месяц где-то прятался), но сильно звездная. Морозец холодил, подгонял немного. Подрагивали плечи бойцов, передергивались…

      Встретил их в траншее командир разведроты. Рядом стоял телефонист – за спиной катушка с проводом, в руках аппарат. Здесь же бородатый сапер с большими ножницами.

      Сосновский определил порядок следования: сапер, Кочетов, командир группы, остальные следом.

      – Передай по строю, – шепнул он Дубиняку-Медведю. – Ползти след в след. Шаг влево, шаг вправо…

      – Ясно, командир. Считается побегом, конвой открывает огонь без предупреждения.

      – Смешки отставить.

      По траншее прошелестел приказ.

      – Готовы? – спросил комроты.

      – Готовы.

      Он взял у связиста аппарат, крутанул ручку, сказал негромко:

      – Вызываю шестого. Давай,