Первый субботник (сборник). Владимир Сорокин

нет никакого! Ведь во дворе вот с утра день-деньской до вечера бренчат, пьют, дерутся!

      – Но опять же, что мы можем поделать? Мы же обыкновенный завком, полномочия у нас крайне ограниченные.

      Милиционер вздохнул:

      – Товарищи, вы меня не поняли. Я же сказал, вам не надо бояться новых, более эффективных мер. Вы же не о себе думать должны, правильно?

      – Да, правильно, конешно, – отозвалась Симакова, – но факт остается фактом, у нас, товарищ милиционер, действительно нет полномочий…

      – Товааарищи! – Милиционер шлепнул руками по коленям. – Мне прямо горько слушать вас! Нет полномочий! Да кто же виноват в этом?! Вы сами и виноваты! Все от вас, от вашей инициативы зависит! Если б были у вас конкретные предложения, были б и полномочия. Законы что, по-вашему, с неба валятся? Нет! Народ их создает! Все от вас зависит, от народа. А то сами перед собой барьер поставили и ждете, чтоб вам полномочия дали. Это просто несерьезно. Вы так ничего не дождетесь. А вот эти, – он ткнул пальцем в Пискунова, – действительно вам проходу не дадут! И тогда и полномочия не помогут. А сейчас, когда еще не поздно, – предлагайте! Пробуйте! Чего вы боитесь? Вы что думаете, с такими, как этот парень, уговорами да беседами бороться? Напрасно. Их не уговаривать нужно. С ними совсем по-другому нужно. А как – это уж ваше дело. И инициатива должна от вас идти. Есть инициатива, есть предложения – значит, будут и полномочия. А если нет инициативы, нет деловых, так сказать, предложений – значит, и полномочий не будет.

      Он сел, достал платок и вытер вспотевший лоб.

      Минуту все молчали. Потом Клоков вздохнул, вобрал голову в плечи:

      – Вообще-то у меня, то есть у нас… ну, в общем, есть одно предложение. Насчет Пискунова. Правда… я не знаю, как оно… ну… как… В общем, поймут ли меня, то есть нас, правильно…

      – А вы не бойтесь, – ободрил его милиционер, пряча платок. – Если оно деловое, конкретное, так сказать, значит, поймут. И одобрят.

      Клоков посмотрел на Звягинцеву. Она ответила понимающим взглядом.

      – Ну, в общем, мы предлагаем… – Клоков рассматривал свои руки. – В общем, мы…

      Все выжидающе смотрели на него. Он облизал губы, поднял голову и выдохнул:

      – Ну, в общем, есть предложение расстрелять Пискунова.

      В зале повисла тишина. Милиционер усердно почесал висок и усмехнулся:

      – Нууу… товарищи… что вы глупости говорите. При чем тут расстрелять…

      Собравшиеся неуверенно переглянулись. Милиционер засмеялся громче, встал, поднял футляр и, посмеиваясь, пошел к выходу.

      Все провожали его внимательными взглядами. Возле самой двери он остановился, повернулся и, сдвинув фуражку на затылок, быстро заговорил:

      – Я тебе, Пискунов, посоветовал бы побольше классической хорошей музыки слушать. Баха, Бетховена, Моцарта, Шостаковича, Прокофьева, опять же. Музыка знаешь как человека облагораживает? А главное, делает его чище и сознательней. Ты вот, кроме выпивки да танцев, ничего не знаешь, поэтому и работать не хочется. А ты сходи в консерваторию хоть разок, орган послушай. Сразу поймешь