Царский витязь. Том 1. Мария Семёнова

вприпляс, точно весёлого ломая перед кулачным сражением. Громче ударил по струнам. Запел, приглашая, ведя за собой позорян.

      Помолясь святым и правым,

      Сущим в вечности Отцам,

      Я прадедовским уставом

      От начала до конца

      Для живой воды колодец

      Опущу в земную глубь

      Да по солнечной погоде

      На подклет поставлю сруб…

      Эх, голос-корябка, обделённый плавностью и красотой!.. «А не нравится – ждите Крыла голосистого, или как его там!» К душевному облегчению Светела, у ристалища разом прибавилось таких же хрипатых. Степенные бородачи пополам с молодыми парнями тяжело, основательно выводили:

      Будут дети, будет счастье,

      Будет крепок новый дом.

      Всё в моей мужицкой власти,

      Коль Богами я ведом!

      Домовой в своём подполе

      Вьёт гнездо, мохнат и мал,

      Чтоб избу любил и го́ил,

      А придётся – отстоял!

      Света тьма не одолела:

      Божий лик хранит свечу.

      Если любишь, нету дела

      Свыше сил, не по плечу!

      Гусли – крылья летучие, песни – мысли сердечные… Светел переменил лад, свистнул, топнул.

      – Девоньки красёнушки, бабоньки статёнушки, пособляйте!

      И опять запел, смешно истончив голос. Женство сыпануло весельем, дружно грянуло, подхватило:

      Помолясь святым и правым

      Матерям, что нас хранят,

      Я на радость и на славу

      Шью любимому наряд.

      Чтоб лелеял в теле душу,

      Отгонял любое зло,

      Чтобы грело в злую стужу

      Вещих рук моих тепло.

      Веретёнце я кружила,

      Заговаривала ткань,

      Лишь бы мужа защитила:

      Скройся, рана, кровь, не кань!

      Ты узором обережным

      Свейся, крашеная нить,

      Чтоб любовь моя и нежность

      Жизнь сумели сохранить!

      Самый проворный плетельщик, седой щупленький мужичок, довершил стенки корзины. Напоказ перевёл дух… пальцы тут же заплясали вдвое быстрей, свили травяные стебли в косицы, тугим венцом опря́тали край. Делатель заглянул внутрь, быстро ссёк торчащие комлики, выдернул колючий листок:

      – Готово!

      – Молодец, дядя Кружак! – похвалили его. Впрочем, состязатели не так уж сильно отстали.

      – Готово… готово!

      Корзины поплыли по рукам, их пытались мять, сдавливать. Светел приглушил гусли. Страх давно сменился задором, пальцы только размялись, он уже досадовал. Стоило принаряжаться, чтобы поспеть к шапочному разбору!

      – Всё, что ли? – спросил он, нащупывая за спиной чехолок.

      – Погоди, загусельщик, – посмеялась разбитная толстуха в кручинном уборе. – Теперь-то самое главное будет! Корзинам прове́р!

      Она звалась Репкой. Лицо – одни щёки, крепкие, румяные. За бабонькой плыл дух свежего пе́чева. Репку числили первой на всё Правобережье калашницей. С калачами и на купилище выезжала. Грузила в сани морожеными, потом отогревала и…

      – Ты