Царский витязь. Том 1. Мария Семёнова

отплачу.

      – Мне б домой, твоё преподобство, – заторопился Мешай. – Сестричей малых по лавкам четыре…

      Его сразу утянули назад, в глубину строя:

      – Царственные от слова не пятят. Кабы до завтра дожить, тогда разговаривать станем.

      – Мне что спятит, что позабудет, – ворчал недовольный Мешай. – Вона, глаза под лоб. А мне как раз бы подарочек…

      У берега отзвучал боевой клич. Это завершила расправу младшая Сеггарова чадь, ведомая подвоеводами. Когда старшее знамя вернулось к причалу, там перекатывался хохот. Бунтовщики, взятые кто у винной бочки, кто без штанов, колыхались мычащей толпой. Лихие обидчики слабых, жалкие против истинной силы. Выжившие непу́тки прикрывались рваньём, размазывали румяна и слёзы. Обнимали сапоги витязей, молили не оставлять на погибель.

      Подвоеводы собрались подле вождя.

      – Все целы? – коротко спросил Неуступ.

      – Отрок Лягай скулой дубину поймал. Выправится.

      – А веселье с чего?

      – Варнаки угомониться не могут. С головами на плахе девок всё делят.

      Сеггар хмуро оглядел никому не нужный полон. Ухо́ботье каторги, канувшей в прошлое вместе с былой Андархайной. И что теперь с ним делать?

      – Под топор, – прогудел один подвоевода. Тяжёлая секира бабочкой порхала в непомерно сильной руке.

      – Была охота лезо марать, – возразил второй, весёлый и гибкий. У него на новеньком знамени трепетала скопа.

      Подошли ещё трое ближников.

      – О чём спор, други?

      – Нету спора. Воевода взятых судит, мы советами помогаем. Молви, Оскремётушка!

      Седеющий воин быстро взял сторону:

      – Я с Ялмаком. Эти хуже крапивы, выводить, так под корень.

      – Я бы… – начал второй.

      Ялмак перебил:

      – Миро́вщик, ясно, за щаду. Ты как мыслишь, Крыло?

      Красавец-витязь – синий взор, тёмные волосы убраны с высокого лба – отмахнулся, сел чистить потрудившиеся мечи-близнецы. Судьба взыскала его редким даром оберучья, но не истой ревностью к бою. Он холил клинки, а казалось – струны после игры протирал.

      – Мне ли забота? Воевода приговорит, я песню сложу.

      Сеггар заслонил рукавицей глаза от колючих пепельных хлопьев. Долго смотрел в кровавое небо. На вершины хребта, окаймлённые глухо громыхающим заревом. Потом снова на пленников. Наконец вышел вперёд:

      – Слыхали, пои́мники?

      Те как-то разом примолкли. Отрезвели. Кто был пьян, вернулись в себя. Уставились на обтекающий кровью косарь. Услышали посвист лезвия возле своих шей.

      – Всех бы вас по делам вашим казнить смертью. За былые грехи, за раны праведного царевича… а вот не стану. Чести много, непотребные души вслед светлой государевой посылать. Отплывём – ступайте, говорю, кто куда хочет. На новом разбое возьму, не помилую.

      В толпе немного особняком держались несколько человек. С десяток обросших дикими волосами мужчин, починщиков насмешившей воинов ссоры из-за блудниц.