На Господа уповах. Жизнеописание старца Иоиля. митрополит Никопольский и Превезский Мелетий

«рационалист» – с той лишь разницей, что все его мысли и дела имели своим началом и основанием веру во Христа (подобно тому, как вся математика зиждется на единице – условном понятии, которое никто не может определить и установить). И сам же пояснял: «Вера есть безусловный опыт. Ибо Бог – не просто некое существо, но Сущий. Бог – величина более безусловная, чем единица для математики. В отношении Него недопустимы ни витание в воздухе, ни пустая болтовня. Нужно и мыслить и говорить разумно! Возноситься в молитве, но и твердо ходить по земле! Если же будем только летать, нас унесет ветром – и нас самих, и все доводы наши!..».

      Не позволяя себе увлекаться эмоциями, Батюшка говорил: «Жизнь человека должна управляться словом Божиим. И действовать нужно в послушании слову Божию. Оно величайшая истина, наибольшая реальность, самое твердое основание. Все, что вне его, – неправда и заблуждение».

      Имея такое твердое духовное основание, юный Фотис с нетерпением ждал, пока окончится «вавилонское пленение», то есть связывавшая его необходимость оставаться в миру.

      Достигнув двадцати одного года (тогда это был возраст законного совершеннолетия, а не восемнадцать лет, как теперь) и получив на руки увольнение из армии (в то время посвящавшие себя Церкви не освобождались от воинской повинности), он уже ни минуты не колебался! Ибо Богу следовало повиноваться более, чем людям (ср.: Деян. 5, 29).

      Юноша, исполненный надежды и пламенного стремления, покидал свой дом с псаломским речением в уме и сердце: На Господа уповах, како речете души моей: превитай по горам, яко птица? (Пс. 10, 1). Так пришел он в обитель Живоносного Источника, что в Веланидии, близ Каламаты, и был принят в послушники. Это произошло в 1923 году, когда ему исполнилось 22 года.

      Постриг и рукоположение

      Итак, Фотис стал послушником, чтобы пройти испытание. Но юный соискатель монашества был уже достаточно известен, а потому признан испытанным и достойным не только пострига, но и венца славы (ср.: Иак. 1, 12).

      В монастыре настоятельствовал тогда ученый архимандрит Иезекииль, юрист и богослов, впоследствии митрополит Фессалиотидский. Он принял юношу с особенной радостью, как близкого по духу. В то время лишь немногие ощущали в себе призвание к иноческой жизни, вызывавшей самое настороженное отношение у внешнего мира. Обществу, зараженному рационалистической идеологией «просвещения», монахи представлялись существами никчемными и даже вредными. Единственным оправданием для молодых людей, стремившихся к монашеству, могло служить лишь желание сделать церковную «карьеру», стать архиереем!

      Но Фотис сохранял самое непревратное понятие о монашеской жизни. «Монахи несут почетную стражу Божию на земле, – говорил он. – Ангелы поют и славят Бога на Небе, а монахи – это земные ангелы».

      23 июля 1924 года, в день памяти святого пророка Иезекииля, Фотис приступил к архимандриту Иезекиилю босой, обнаженный от всех желаний мира сего, исполненный умиления и страха.

      «Объятия Отча отверзти ми потщися, блудно мое иждих житие, на богатство неиждиваемое