Идентичность. Леонид Подольский

В те годы в Москве по рукам ходили списки, в какие институты можно, а в какие нельзя поступать. Нельзя было в МГИМО, словно пакт «Молотов-Риббентроп» все еще действовал – и в университет, но на разные факультеты по-разному. Особенно же стерегли от евреев мехмат, физтех и МИФИ, а можно – в МИИТ и в МИСИС. Там и мужали будущие еврейские олигархи.

      42

      …Народ. Плохая память у народа, короткая. В девяностые, хлебнув горя, про Брежнева стали вспоминать с ностальгией. Чуть ли не золотой век. И он – добренький дедушка. А в семьдесят шестом – не любили. Нельзя сказать, что очень уж сильно – не было в нем ни дьявольской харизмы Отца народов, ни суетливой энергии лучившегося бескультурьем Хрущева, он совсем не внушал страха. Своей посредственностью Брежнев скорее олицетворял серость взлелеявшей его системы. Брежнева просто не уважали. Не верили, что это он принимает решения, что это он – послал танки в Чехословакию. Этот старик, все и всегда читавший по бумажке, ни слова от себя, с кашей во рту, будто у засыпавшей сомнамбулы, со знаменитыми «сиськи-масиськи»²³², четырежды герой задним числом, с таким безумным количеством цацек на груди, что это служило причиной множества анекдотов; он был даже не графоман, к тому же страдал дислексией, но возведен был в главные писатели страны – над косноязычным генсеком почти в открытую потешался народ. А между тем Брежнев скорее заслуживал жалости.

      Казалось, что доктрину Брежнева сформулировал не этот добрый старик, а кто-то совсем другой, он же лишь прочел по бумажке, не слишком вдаваясь в смысл.

      Брежнев не был антисемитом, утверждали даже, что жена его еврейка, но при нем крепчал антисемитизм, и усиливалась борьба с сионизмом, к счастью, в виду потери арабских союзников – в значительной степени бумажная. Брежнев не был злым, однако с его ведома годами мордовали узников совести в тюрьмах и психиатричках. Брежнев преклонялся перед Сталиным, выдвинувшим его в секретари ЦК и в кандидаты в члены президиума, но, вопреки ожиданиям, не допустил возрождения сталинского культа, а его собственный культ служил скорее пародией. Он не был агрессивен, но при нем столько наштамповали танков, ракет и подводных лодок, что окончательно подорвали экономику, и многие годы после кончины СССР торговали старым вооружением, отчасти в виде металлолома. В некотором роде, однако, Брежнев был неплохой правитель, даже по-своему мудрый – ничего не менял и не пытался переиграть историю. Фаталист. Да, по-своему неплохой: если Сталин олицетворял жестокость революции, ее людоедскую силу, то Брежнев – ее перерождение и угасание.

      Только такой ли правитель нужен был великой, несчастной стране, запутавшейся в собственной истории и в собственных комплексах? Вот этого правителя-генсека, этого склеротического старика авторы частушек и хотели сменять…

      43

      Году в семьдесят восьмом – семьдесят девятом Леонид с Валечкой наконец всерьез задумались над тем, что хорошо бы уехать.