Идентичность. Леонид Подольский

сразу. Э т о т хоть умел говорить, хотя путал иногда ударения. Но ударения, мягкое «г» и «Азебайжан» прощали ему. А во что еще, кому еще было верить?

      56

      Когда Леонид учился в Ставрополе, кафедрой судебной медицины там заведовал известный на весь Союз профессор Литвак, у которого была любимая присказка: «В Ставрополе – умничка, в Москве – дурочка». Вот из-за этой присказки Леонид Вишневецкий и вспоминал теперь Литвака.

      Чем больше Леонид анализировал политику Горбачева, да и его самого, тем больше приходил к выводу, что – «дурочка». Начать хоть с команды. Запрячь в один воз Лигачева и Яковлева, людей взглядов диаметрально противоположных. А вице-президент Янаев, жалкий человек с трясущимися руками²⁸³? А ретроград Лукьянов²⁸⁴? А «плачущий большевик»²⁸⁵ и сменивший его выпивоха Павлов²⁸⁶, наглый, лживый, которого все ненавидели, автор конфискационной реформы? Они все показали себя – во время ГКЧП²⁸⁷.

      И сам Горбачев. Стратег – никудышний. Верхогляд, который не умел предвидеть и хронически отставал от событий. Вечно суетился и вечно опаздывал. Принялся за перестройку без детального плана. И притом в экономике – нуль. Ставропольский сельхозинститут не помог²⁸⁸. Горбачев – это именно тот случай, когда благими намерениями мостят дорогу в ад. Госприемка, закон «о госпредприятии» – мимо цели, волюнтаризм, но типично для Горбачева: прыгать над пропастью мелкими шажками. А антиалкогольная кампания? Пить намного меньше не стали, но страну озлобил и экономику добил. И зачем было браться за машиностроение, когда во всем мире начинали с легкой промышленности? Когда и до того был перекос.

      Чего Горбачев стоит, можно было понять намного раньше, когда его бросили на место Кулакова²⁸⁹: затеял создание гигантского суперведомства по производству продовольствия вместо того, чтобы просто дать людям немного свободы. По-сталински мыслил, по-большевистски, масштабно, в духе замятинской антиутопии²⁹⁰, но, конечно, все осталось на бумаге. Горбачевский «агропогром»²⁹¹ закончился пшиком, как и другие его реформы.

      Но чем дальше в лес, тем больше дров: кооперативы, центры НТТМ²⁹², биржи – пустые деньги хлынули в не обеспеченную товарами страну. Вот тебе и пресловутый навес²⁹³, и окончательно опустевшие полки магазинов.

      Однако вот парадокс: добив экономику и так и не поняв ничего, Горбачев принялся за политические реформы. И там все то же: кардинальных реформ боялся, как черт ладана, все шаг вперед и два назад. Сам начал и сам испугался. Вместо свободы – гласность, вместо демократии – демократизация. Как острили шутники: «Какая разница между демократией и демократизацией? Как между водопроводом и канализацией».

      Горбачев, видно, самонадеянно полагал, что сам будет определять границы дозволенного, но – куда там: не нужно было, Миша, играться со спичками. Потерял авторитет и трусил: ни силу не решался применить, ни вперед идти, ни назад. И властолюбца �