Зимопись. Книга вторая. Как я был волком. Петр Ингвин

только в экстренном случае. Аглая тоже все время перестраховывалась – чем это для нее закончилось?

      Когда добрался до своего угла, мои голубки, усталые, расцарапанные о камни, все в ссадинах и порезах, уже отключились. Я привалился у Томы с другого боку и закрыл глаза.

      Наш рай – внутри нас.

      Среди ночи употребленная вода потребовала выхода. Прежде, чем подняться, я осторожно обернулся к Томе.

      Ерш твою налево. Опять. Оказывается, все серьезнее, чем думалось. Но я же дал себе слово – не вмешиваться. А еще, самое главное: Томе было хорошо. Даже слишком. Она лежала на спине, руки раскинуты, перекосившийся рот отворился, ловя разбегающийся воздух высушенными губами. Смотрик, скрючившийся в три погибели, усердствовал, вылизывая нежные пальчики на ногах. Гибкий язык порхал по ним и между, шершаво охаживал огрубевшую пяточку, нежный подъем, тонкую щиколотку. Руки легонько поглаживали тянувшуюся навстречу девушку, запрокинувшую лицо со страдальчески-счастливыми закатившимися глазами. Рыдало в предсмертных судорогах ее отринувшее реальность сознание. Голова моталась, падая то в одну, то в другую сторону, глаза вдруг раскрылись… и встретилась с моим не успевшим отпрянуть взглядом.

      Спина покрылась липким потом. Я хотел зажмуриться, отвернуться, заявить, что не ничего не видел, не смотрел, вообще спал без задних ног…

      И не мог. Глаза продолжали тупо глядеть в глаза.

      Но Тома была не здесь. Не вся здесь. Каким-то осколком сознания девушка, конечно, поняла происходящее. Реальность стала дикой, невообразимой… Но она не желала отвлекаться на это понимание. Но также не могла оторваться от моих напряженных глаз.

      «Оттолкнуть? – словно спрашивал ее взгляд. – Зачем? Высвободиться? Отправить восвояси? Да зачем же?!»

      Что-то пугающе неизведанное вырастало из глубин ее затуманенного организма. Поднималось медленно и неодолимо, как воздушный пузырь из водных глубин. Назад не загонишь. Тома с радостью и полным самоотречением отдавалась той новой необузданности, которой наплевать на все. И на всех. Даже на меня.

      А вот не дождетесь. Я мужчина. У меня на попечении женщина. Мой долг – ликвидировать любые угрозы, что могут как-то повредить ей. Считаю, что новая угроза реальна. Принимаю меры.

      Я кашлянул. Достаточно громко. Для стаи звук нормальный, для блаженствующей парочки – ошеломительный.

      Смотрик просто отвалился за Тому, замерев в ужасе. Его лицо с закрытыми, типа спящими, глазами, ждало удара или другого выяснения отношений.

      Тома испуганно ойкнула. Крепко сжав ноги, она обхватила себя руками и обернулась ко мне.

      – Чапа…

      – Ничего-ничего. Можете считать, что меня нет. Буду молчаливой галлюцинацией.

      Я поднялся. Тело Томиного ухажера пошло мелкой дрожью. Но он мне был совершенно не нужен, я отправился туда, куда собирался.

      Вне пещеры было по-предрассветному свежо. Дозорный из высокоранговых проводил меня сонным взором сначала туда, на посещаемый всеми уступ, затем обратно.

      По возвращении в нашем