Граница нормальности. Чингиз Григорьевич Цыбиков

на меня. Я лежал на спине, крепко зажмурившись, прикрыв одной рукой голову.

      Наконец звон затих.

      Некоторое время я лежал не шевелясь. Потом попробовал пошевелить ногами. Ноги слушались. Я попробовал повернуться и заорал.

      Бока и спины не было. Отдышавшись и действуя очень осторожно, я проверил правую руку.

      И снова заорал.

      – Вы напрасно так шумите, – сказал кто-то.

      Я осторожно повернул голову. В полутора метрах от меня сидела собака, но не та, которая сбросила меня из окна. Эта была другой породы, что-то вроде бульдога, но много крупнее и в то же время изящней. Я, неудобно задрав голову, осмотрел комнату. Никого, кроме этой собаки, рядом не было. В ванной кто-то принимал душ.

      – С-сука, – сказал я.

      – Кобель, – холодно заметила собака.

      – Белочка, – сказал я. – Пришла всё-таки, родная.

      – Сами вы белочка, – печально ответила собака-кобель. – Я боксёр. Согласен, дурацкое название для породы. Хотя… – он встал на задние лапы, а правой передней сделал несколько выпадов, имитируя при этом уходы; затем снова сел по-собачьи. Ааааааааааа, подумал я. В голове вертелось "…не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены". Все-таки я много читал в детстве.

      – Вы везучий, – сказал боксер. Был он степенный, обстоятельный, внушающий доверие. Похож на моего психоаналитика. Когда у меня был психоаналитик. Был. Ключевое слово – был. Хотя всё равно по первой специальности он был травматолог; может, поэтому ему не удалось мне помочь.

      – Вы хоть поняли, что с вами произошло?

      Я помотал головой, очень осторожно.

      – Вы упали на дерево, – объяснил боксер, – дерево не сломалось, а согнулось, потом разогнулось и швырнуло вас сюда на манер катапульты. Это третий этаж, соседний подъезд. Вы очень везучий.

      – Но мертвый, – я вспомнил про свой труп в моей квартире. И про запах тоже вспомнил.

      – Нет, вы живы, – снисходительно сказал боксер, – то был обычный бред, во время делирия и не такое привидится.

      – Это точно, – поддержал я. – Говорящие собаки, к примеру.

      Боксер повернул голову в сторону двери и гавкнул. Как будто кого-то позвал, но никто не появился.

      – Ватсон, – позвал боксер по-русски.

      Ватсон.

      Раздался шум, как будто что-то тащили по полу. Затем в комнату вошли. Я сначала не понял, что это вообще такое появилось – без головы, с пятью ногами, влажное и в тряпках. Потом это фыркнуло, чихнуло, и картинка сложилась.

      Это была давешняя собака Баскервилей. Ватсон. Он был раза в два крупнее боксера, с короткой белой в черных пятнах шерстью. Теперь он головой упирался в банное полотенце, лежавшее на полу, и толкал его перед собой, при этом он вертел мордой, избавляясь от воды и остатков фосфора.

      – Ватсон, дьябл, – сказал боксер, – у нас гости. Ведите себя прилично.

      Ватсон поднял голову. Полотенце повисло у него на морде, придав ему весьма глупое выражение.

      – Ватсон, – повторил боксер досадливо.

      Ватсон коротко махнул головой – полотенце перелетело в кресло. Затем он посмотрел на боксера.

      – Ватсон, дьябл, –