Красный закат в конце июня. Александр Лысков

молодой неженатый Адам даже и без фигового листочка в паху.

      Колени на бегу вскидывал высоко, как молодой конь.

      От затылка до пяток каждая жила в нём перевивалась и переталкивалась, всё тело кипело.

      Сходу прыгнул в омут.

      Звериные вопли разнеслись по пуйской долине.

      Зайцы прижали уши.

      Лисы попятились в норах.

      Закусила да так и не перегрызла ветку ондатра.

      Человек вопит!..

      С омовения Геласий в избу зашёл, прикрытый листом лопуха.

      Уже слышно было, как мать в хлеву доила коз.

      Крикнул ей, чтобы нынче звала баб на околотку, и полез на полати.

3

      Проснулся он от трескотни кичиг на току. Бабы кричали и хохотали за окном.

      Не надо было долго кланяться работницам о помочи. Всякой хотелось иметь от Геласия за труд крашеное полотно. И невестки из-за реки пришли, и бабы Шестаковы, и сулгарские жёнки давно стояли на току хором, вальками околачивали льняное семя.

      Позади них тоже круговым валом накидана была жёлтая обмолоть.

      И ещё один круг – солнечный – сиял в самой выси.

4

      Появился Геласий перед народом высок, крепок, поворотлив. Длинные светлые волосы прибраны под сыромятный ремешок с медным колечком для роспуска, чтобы, побыв под дождём и усохнув, не сдавливал голову.

      Бородка была у него дымчатая. Добротного тканья рубаха крашена в можжевеловом отваре – в ржави. Порты из ниток в два цвета: сине-жёлтая пестрядь, и на ногах будто литые берестяные лапти.

      (На выход имелись невесомые лыковые.)

5

      Как хозяину, ему положено было собирать семена с тока. Пересыпать в мешок.

      Уже под собственной тяжестью семена промасливали рогожу.

      Возле тока лежала колода с дуплом, куда Геласий всыпал льняное семя. Вставил пробку и обухом принялся бить по ней.[76]

      Подверг семена сжатию.

      И потекло по желобку в плошку льняное масло.

      Весь жмых от дневного битья по обычаю Геласий раздал работницам. Чтобы детей полакомили.

      И сдобрили тесто утренних хлебов.

6

      Назавтра обмолоченный лён расстилали.

      Знали бабы, в эту пору дует всегда с горы, с Сулгара. Потому клали так, чтобы «подол» не задирался.

      Месяц, а то и дольше подгнивать соломе для освобождения волокна. Cлучалось, и из-под снега приходилось добывать.

      Особый загнёт устраивал Геласий в затишке Пуи – прижимал ко дну ветвяными решётками и камнями.

      Илом, всякой донной слизью обсасывался лён до паутинной мягкости. Ткались из такого волокна тончайшие платочки.

7

      Весь сентябрь центром жизни для баб пуйско-суландской округи были льняные угодья Геласия Синца.

      И самый-то центр, хозяин, ни на минуту не терялся ими из виду. Не мужик – загляденье.

      Если на нём был и валяный колпак, то с заячьим хвостом. Коли сукманник, так непременно опоясан пёстрым тканым кушаком с кистями. Широкие пестрядинные штаны с напуском на оборы.

      Льняная борода.

      Светлые чудские глаза.

      И главное притяжение – белизна лица, ход и ухватка…

8

      Когда

76

Отсюда: маслобойка.